Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века (Осповат) - страница 91

Эти формулировки указывают на соотнесенность литературных и социальных ролей. Язык сатиры и других нравоучительных жанров способствовал символической ассимиляции сочинительства со службой. Сумароков писал в «Некоторых статьях о добродетели», что «судия правосудный и воин, защищающий отечество, или человек ученый, просвещающий народ, делают отечеству услугу прямою чертою». В этой же статье, регламентируя досуг с точки зрения государственных «должностей», Сумароков устанавливал прямую связь между «большим чином» и достойным «провождением времени», подразумевавшим занятия «науками».

Сословный идеал, требовавший сочетать успехи по службе с литературными интересами, стоял за жанровой традицией европейских «эпистол о стихотворстве». В поэме «Вкус, к г-ну герцогу де Ноалю» П. Ш. Руа взывает к адресату, высокопоставленному отпрыску знатнейшего французского рода:

Noailles, Favori de Minerve & de Mars,
Des Heros tel que toi, dépend le sort des Arts.
Tu sçus dès ton Printems porter au pied du Trone
Et le Coeur du Burrhus, et l’Esprit de Petrone <…>
Le Dieu que je dépeins te donna sa lumiere,
Et pour toi de l’Etude abrégea la carrière <…>
[Ноаль, любимец Минервы и Марса,
От героев, подобных тебе, зависит судьба искусств.
Ты умел с юности принести к подножию трона
И сердце Бурра, и ум Петрония. <…>
Воспетый мною бог даровал тебе светлый ум
И сократил ради тебя путь обучения.]
(Roy 1727, 191–192)

Сходные мотивы встречаем в послании Геллерта «К его превосходительству графу С. в Силезию» («An Seine Excellenz den Herrn Grafen von S. nach Schlesien», 1742):

Wie selten, theurer Graf, wie selten ist ein Geist,
Der groß im Cabinet, und groß im Kriege heißt,
Und noch die Weisheit kennt, wodurch die klugen Alten
Das Recht zur Ewigkeit verdient und auch erhalten?
[Любезный граф! Сколь редок ум,
Великий и в делах, и на войне
И знакомый к тому же с мудростью, коей обладали древние
И при ее помощи обрели и сохранили право на бессмертие!]
(Gellert 1997, 24)

Опыт дворянских литераторов из поколения первых читателей «Двух эпистол» свидетельствует, что этот идеал отчасти соответствовал складывавшимся закономерностям придворного карьерного роста. Будущие чиновники в юности начинали с сочинительства и даже публиковались в журналах. Муравьев, предполагаемый автор послания к Бекетову, закончил свою карьеру сенатором, а сочинитель «Сатиры на петиметра» Елагин – обер-гофмейстером Екатерины II. Сенатором стал также почитавший Сумарокова «почти с ребячества» (Переписка 1858, 588) и ненадолго последовавший за ним на литературное поприще А. А. Ржевский, а А. Р. Воронцов, печатавший в 1750‐х гг. прозаические сочинения и переводы, достиг чина государственного канцлера. В этот же ряд можно поставить и Екатерину II, ценившую сочинения Сумарокова и сделавшую сатирическое письмо важнейшим элементом своей монаршей роли.