IV
«Эпистола II» адресовалась не только начинающим сочинителям. Обращаясь ко всей читающей публике, Сумароков очерчивал в ней контуры «института литературы» – модели литературного поля, укоренявшей изящную словесность в общественном быту русского двора и реформированной империи. Как свидетельствуют первые же строки, поэт считал образцом Францию, где
<…> стихи свои слагали
Корнелий и Расин, Депро и Молиер,
Делафонтен и где им следует Вольтер.
(Сумароков 1957, 116)
Этот краткий перечень главных имен французской словесности, на первый взгляд совершенно тривиальный, на деле подчинялся вполне определенной тенденции. Первые пятеро названных Сумароковым авторов составляли костяк литературного канона эпохи Людовика XIV.
Начиная с 1727 г. многократно выходил «Французский Парнас» Э. Титона дю Тийе (Titon du Tillet, «Le Parnasse François») – энциклопедия французских писателей XVII–XVIII вв., предварявшаяся описанием проекта одноименного монумента. На вершине горы Парнас должна была расположиться фигура Людовика в облике Аполлона, окруженная важнейшими поэтами и музыкантами его царствования в обличье трех граций и девяти муз (см.: Voltaire 9, 41–42). Составленные по этому проекту изображения (см. ил. 1) широко тиражировались. В частности, соответствующая гравюра сопровождала «Поэтическую библиотеку», многотомную французскую антологию, продававшуюся в России в 1740‐х гг. (см.: Копанев 1986б, 144, № 398). Почетное место на этом абсолютистском Парнасе занимали все пятеро названных Сумароковым поэтов XVII в. (ниже он объединит их в «хор» – Сумароков 1957, 117).
Несколько лет спустя в другом металитературном послании, варьировавшем темы «Двух эпистол», Сумароков сулил России тот же союз литературного вкуса и самодержавной власти:
Желай, чтоб на брегах сих музы обитали,
Которых вод струи Петром преславны стали.
Октавий Тибр вознес, и Сейну – Лудовик.
Увидим, может быть, мы нимф Пермесских лик
В достоинстве, в каком они в их были леты,
На Невских берегах во дни Елисаветы. <…>
Пусть пишут многие, но зная, как писать:
Звон стоп блюсти, слова на рифму прибирать —
Искусство малое и дело не пречудно,
А стихотворцем быть есть дело небеструдно.
(Сумароков 1957, 130)
В «Эпистоле II» в одном ряду с бесспорными литературными авторитетами прошедшего столетия Сумароков, как десятилетием раньше Тредиаковский в «Эпистоле от российския поэзии к Аполлину» (1735), называл здравствующего Вольтера. Этот жест соотносил программу «Двух эпистол» с литературной современностью. В середине 1740‐х гг. Вольтер, начинавший свою карьеру с громких литературных скандалов, ненадолго добился милости французского двора. В 1745 г. «Санктпетербургские ведомости» сообщали из Парижа, что «Король господина Волтера объявил историографом Франции» (Старикова 2005, 270; см.: Ewington 2010, 75–81). Одним из следствий его нового статуса стало в 1746 г. избрание во Французскую академию, со времен Людовика XIV воплощавшую монархический литературный канон. В торжественной речи по этому поводу Вольтер напоминал о свершениях классических авторов, состоявших в Академии, – все тех же Корнеля, Буало и Расина, – обозначая тем самым свою преемственность по отношению к «великому веку» (Voltaire 30A).