И очень нежная.
«Твой отец умер бы за тебя», – подумал Айво. Но было бы лучше, если бы Бруно был жив.
Она потратила больше времени, чем требовалось, чтобы расправить одеяльце на ребенке.
– Вы, должно быть, замерзли, – неожиданно для себя брякнула Флора.
Его губы изогнулись в странной полуулыбке, от которой у нее свело живот.
Этот мужчина казался олимпийским богом, сошедшим с небес. Впечатление усилилось, когда он развел руки в стороны и с комичным выражением непередаваемого блаженства протянул:
– У вас чертовски хорошие обогреватели, cara.
Мягко растягиваемая cara застопорила ее мозговые функции, и она не сразу уловила намек.
– Я имела в виду другое. – Флора вздернула подбородок и, бросив на него осуждающий взгляд, отошла от кроватки. – Простите, если я вас побеспокоила.
Это было сигнал, чтобы Айво ушел, но он остался. Флора сделала еще один шаг и выключила лампу. Комната теперь освещалась только неяркими силуэтами луны и звезд, скользящих по потолку.
– Итак, спокойной ночи, мистер Рокко, – тихо сказала она.
Он увидел презрение в ее улыбке и не мог понять почему. Она еще не дошла до двери, когда его тихий голос заставил ее остановиться.
– Вы плакали.
Глаза Флоры метнулись к его лицу, и первым ее побуждением было все отрицать. Это рефлекс. Люди смотрели на нее и видели ее хрупкость, но она не была беззащитной. И если это означало действовать жестче, чем того требовала ситуация, чтобы доказать, как они не правы, то это была цена, которую приходилось платить.
Она подавила желание бунта. Ей вдруг пришло в голову, что если она опустит перед этим незнакомцем, которому, по сути, все это было безразлично, свои защитные барьеры, то это может стать отдушиной, в которой она нуждалась.
– Дело в занавесках, – сказала Флора. Ее взгляд обратился к окну, на котором висели легкие голубые портьеры с веселыми парусниками и воздушными шарами. – Их сделала моя сестра Сэми – она все умела! – Ее улыбка угасла. – Я скучаю по ней, и Джейми тоже скучает. Я знаю, что это так. – Ее взгляд смягчился, когда она посмотрела на спящего ребенка. – Он ее сын, а не мой. Ее и Бруно. – Глядя на ребенка, она не заметила при упоминании имени шурина вспышки боли в его глазах. – Я стараюсь, но у меня ничего не получается. – Флора так долго увиливала от правды, что даже просто сказать это вслух было облегчением. – Мать из меня никакая.
В данной ситуации такое признание могло стать усладой для ушей Айво. Вместо этого, взглянув в ее полные слез глаза, ему захотелось утешить ее.
Он протянул руку и коснулся ее лица.
– Вы одиноки?..