Вам не узнать, хоть это не впервой,
Что ненавидят Вас и после смерти,
А это означает – Вы живой.
У нас ведь смело тех клянут и лупят,
Кто немы и становятся травой.
Однако Вас и после смерти любят,
А это означает – Вы живой.
В переселенье душ не верю слепо.
В отличие, уверен, от иных,
Душа поэта не уходит в небо,
А делится и селится в живых.
Поэтому ни ангелы, ни черти
Вас не дождутся в будущие дни.
Бессмертие рождается от смерти —
Для Вас уже тождественны они.
Сегодня флаг поэзии приспущен,
Не только русской, но и мировой.
И если там Вам удивится Пушкин,
То Пастернак кивнёт – мол, это свой.
После триумфа в Италии сомневаться в авторстве Ники вроде бы не приходилось, хотя полное отсутствие критических материалов о ее творчестве говорило о противоположном – литературная элита столицы отторгала Нику как инородное тело, но не из зависти к ее раннему дарованию, а из-за неверия в него. Подтверждает сказанное письмо человека с очень известной в литературном мире фамилией, которую по ряду соображений я не вправе называть. Привожу выдержки из этого письма:
То, что можно прочитать в Интернете (из стихов Ники. – А.Р.), к поэзии не имеет никакого отношения. Нет, собственно, предмета для обсуждения. Есть фальсификация, чудовищный розыгрыш, который устроила мать этой несчастной девочки и последующая спекуляция на этом Евтушенко. Это ведь он с подачи ее мамаши вывел юную Нику в “литературный свет”, а когда убедился, что она… не годится для роли “великой поэтессы”, вышвырнул ее обратно к маменьке. Результат – преданная родной матерью и использованная Евтушенко, покончившая с собой молодая женщина. У нее НЕ БЫЛО никакого подлинного дарования, а ей внушили, что есть. А учитывая, что ее мамаша заставляла ее девятилетнюю пить, и отнюдь не молоко, то… самостоятельно, надломленная с детства, Ника ничего понять сама про себя не могла.
Письмо это пришло, когда работа над рукописью была завершена. Отмечу, что оно намного длиннее, написано от начала до конца в крайне резком тоне, категорично и содержит ряд моментов, согласиться с которыми не могу, равно как и предать их огласке, ибо (каюсь!) не получил согласия его автора (тысяча извинений!) на включение даже приведенных выше строк в мою книгу. Он соглашался на это при одном условии – после прочтения книги, чего я до выхода ее в свет не мог позволить никому. Прощает меня лишь совпадение наших взглядов по основным вопросам, на которые пытался ответить сам. Мне даже показалось, что автор письма вместо меня написал аннотацию этой книги. Еще раз посыпаю перед ним голову пеплом.