, он знал, что, доживи Сахаров, он встал бы рядом с ним, как и собирался («в клерикальном государстве <…> выступал бы в защиту атеизма»). При этом Фейнберг ясно понимал различие их отношений к религии
>151.
Смелости не требуют лишь отсутствие своего мнения, готовность подчиняться религиозным/атеистическим «приличиям», преобладающим в данный момент в обществе или в ближнем социальном окружении человека.
Не стремясь воплотить собственное религиозное ощущение в какую-то теорию и не испытывая потребности приобщиться к какой-либо теологической традиции, Сахаров не отвергал подобные старания и потребности: «В общем, я к религиозным вопросам, к религиозным исканиям других людей отношусь очень серьезно. Я не склонен считать их глупостью, невежеством, заблуждением. Это очень серьезная часть человеческого сознания»>152.
Если так, то стоит серьезно задуматься над тем, какого рода синтез может снять противопоставление науки и религии, о котором говорил Сахаров в своей лекции «Наука и свобода». Противопоставлений, собственно, два. Противопоставление науки и религии, как разных способов обращения с истинами, уже давно получило решение в разделении сфер применимости. Наука полномочна в сфере повторяемых, воспроизводимых явлений и экспериментально проверяемых истин. А религия правомочна в сфере принципиально неповторимого, невоспроизводимого в судьбе-истории: отдельного ли человека, человечества или Вселенной, и там единственный инструмент проверки — душа человека — инструмент принципиально личный, не универсальный. Такое разделение сфер применимости превращает противопоставление «или» в союз «и». И тогда неудивительно, что религиозность Ньютона и Максвелла не помешала их научным достижениям, а в достижениях Лапласа и Больцмана не виден их атеизм.
Это разделение проявилось у Сахарова, когда он, обсуждая разные подходы к началу расширения Вселенной, высказал свое мнение: «Правомерен и плодотворен подход, допускающий неограниченное научное исследование материального мира и пространства-времени». Но счел нужным добавить: «При этом, по-видимому, нет места Акту Творения, но основная религиозная концепция божественного смысла Бытия не затрагивается наукой, лежит за ее пределами».
О том же разделении сказал католический священник и один из основоположников релятивистской космологии аббат Леметр, что засвидетельствовал атеист Дирак (знавший его с времен их аспирантуры в Кембридже): «Как-то раз я беседовал с Леметром о космологической эволюции и о чувстве, вызываемом грандиозностью картины, которую он нам дал. Я сказал ему, что, вероятно, космология — та ветвь науки, которая находится ближе всего к религии. Однако Леметр не согласился со мной. Подумав, он сказал, что ближе всего к религии находится психология»