Закашлялся хозяин, и Невена умолкла.
«Говорили бы еще, — думает Мария. — Роса… Капля росы… И смерть…»
По вторникам Мария относит сорочки князю Белопольскому, который опять вернулся в свой особняк. Едва в город вошли румынские войска, как следом приехали все те, кто год назад убегал без оглядки. Когда Марию пропускают в кабинет (князь все сорочки просматривает сам, не доверяя ни прислуге, ни дочери), он лежит на кожаном диване, на высоко взбитых подушках, укрытый толстым клетчатым пледом, а рядом сидит врач, не старый Палади, которого Мария прежде часто видела у князя, а какой-то молодой, щеголеватый, с глазами навыкате, румын. И пока Мария вынимает из корзинки и показывает князю сорочки, он, пробуя тонкими пальцами с желтыми от старости ногтями жесткость крахмальных манжет и манишки, говорит:
— Ну скажите, ради бога, может ли мой кучер Антон любоваться каплей росы на лепестке розы, любоваться ее непередаваемой красотой? Увидит ли он отраженный в ней весь необъятный мир? Может ли он восхититься этим, как неким чудом? Нет и нет! Им и жить проще и умирать легче, они не ведают красоты существования человека на земле, не ведают! Да-с…
Он подносит сорочку к сухому с горбинкой и большими ноздрями носу и нюхает, не пахнет ли мылом.
— У простого люда жажда жизни чисто животная. Конечно, им тоже не хочется умирать, но коли придет смертный час, они принимают это как должное, просто, без сожаления. Мне приходилось наблюдать это неоднократно, мой милый Мирча. Сперва я был склонен такое самообладание в смертный час приписывать мужеству, но затем убедился, что все гораздо проще. Мы сами, в силу своего интеллекта, возвышаем простых людей, наделяем их частицей духовного мира, приписываем вовсе не свойственные им возвышенные чувства. Уверяю вас.
Мария разглядывает ровный пробор седых волос князя, нетерпеливо переминается, ждет, когда он отпустит ее, и старается угадать, расплатится ли он, или опять скажет, что деньги отдаст в другой раз.
— Вот посмотрите, Мирча, на это существо, — неожиданно говорит князь и, протянув руку, берет Марию выше локтя. — Посмотрите, разве это не совершенный звереныш?
Мария легким движением пытается вырвать руку, но князь крепче сжимает твердые пальцы.
— Я тебе ничего плохого не сделаю, Мария. Не бойся, я стар и немощен.
Мария выпрямляется. Она не боится и не стыдится. Пусть смотрят. Она уже ловила на себе взгляды: восхищенные, оценивающие, похотливые взгляды мужчин и завистливые либо грустные — женщин, но относилась к этому с высокомерным спокойствием еще детского неведения.