Старушка посмотрела сверху вниз на улыбающееся личико, на крепкие ножки в сандалиях и погладила натруженной рукой румяную щечку.
– Умница, деточка, – сказала она и заковыляла к своему креслу.
Йоркширские старики не склонны к излияниям чувств, и эта мимолетная ласка показалась мне благословением. Старушка тем временем снова защелкала спицами.
– А как ваш сынок? Как Джимми? – спросила она.
– Спасибо, хорошо. Ему уже десять, и сегодня он ушел гулять с приятелями.
– Десять, э? Десять и шесть… Десять и шесть… – На секунду ее мысли словно унеслись куда-то далеко, но потом она снова поглядела на меня. – Может, вы этого и не знаете, мистер Хэрриот, да только сейчас – лучшее время в вашей жизни.
– Вы так думаете?
– Чего же тут думать? Если кругом тебя дети и ты видишь, как они растут, лучше в жизни ничего не бывает. Оно так для всех. Да только одни про это вовсе не знают, а другие спохватываются, когда уже поздно. Время-то не ждет.
– По-моему, миссис Кларк, я это всегда понимал, хотя особенно и не задумывался.
– Верно, верно, молодой человек. – Она одарила меня лукавой улыбкой. – Ведь вы никогда без сына или дочки не приезжаете!
На обратном пути слова старушки продолжали звучать в моих ушах. Вспоминаются они мне и теперь, когда мы с Хелен собираемся отпраздновать рубиновую свадьбу – сорокалетие нашего брака. Жизнь нам улыбалась и продолжает улыбаться. Нам очень повезло, и мы прожили много счастливых лет, но, думаю, самыми счастливыми были те, которые назвала бабушка Кларк, и Хелен со мной согласна.
А в то июньское утро, вернувшись в Скелдейл-хаус, я застал там Зигфрида, пополнявшего запас медикаментов в багажнике своей машины. Ему помогали его дети, Алан и Дженет, которых он, как и я, обычно брал с собой.
– Ну, на ближайшие дни хватит, – объявил он, захлопывая крышку багажника и улыбаясь мне. – Пока нет вызовов, Джеймс, давайте прогуляемся по саду.
Дети помчались вперед, а мы неторопливо вышли следом за ними в длинный сад позади дома, где солнечные лучи попадали в плен старинной высокой кирпичной ограды и ветер, разбиваясь о нее, только шелестел верхушками яблонь.
На лужайке Зигфрид улегся в траву, опершись на локоть, а я сел рядом. Мой партнер сорвал стебелек и задумчиво его пожевал.
– А акации все-таки жаль, – пробормотал он.
Я взглянул на него с удивлением. Сколько лет прошло с тех пор, как буря повалила красивое дерево, осенявшее лужайку!
– Да, конечно. Она была такой чудесной… А помните, – продолжал я, – как я заснул под ней в тот день, когда приехал сюда по вашему объявлению? Собственно, мы познакомились на этом самом месте.