Нужно бы встать, но как пошевелиться, когда от боли слёзы текут сами собой, когда даже говорить невозможно — горло сдавила невидимая рука? И приходится обратиться к памяти, отыскать в ней ответы или хотя бы намёки на то, что случилось. Тело будто бы врастает в лесную подстилку. Может, это оно и есть? Бесконечно повторяется эта история, хоть раз на тысячу миров попадётся тот, что старается сквозь тело путешественника выпустить самое себя, привязав того навечно, изменив его существо.
Но нет, похоже, можно всё-таки сесть.
И когда я наконец принимаю иное положение, понимаю, что внешне нет никаких причин для боли, сейчас мурлычущей сытой кошкой на грани сознания.
Что же случилось?
У меня пока нет ни единой догадки.
Заставив себя встать, я прохожу несколько метров до лопочущего в корнях ручейка и тщательно омываю лицо. Удивительно, но крови нет, хотя по ощущениям я должен быть изорванным, измочаленным, измолотым в мелкие клочья.
Чуть поодаль, где вода разливается спокойной гладью небольшого прудика, можно даже взглянуть в собственные потемневшие от напряжения глаза. Боль живёт внутри меня, она не признаётся, откуда пришла, а я не помню, откуда пришёл я сам.
Падение?
…Облачная взвесь, скалы и морской берег далеко внизу. Это встаёт перед глазами так живо и ярко! Но нет… Я не падал, только стоял на уступе почти с любопытством глядя на открывающийся простор.
Тогда что же?
И где я?
Сердце чувствует, что грани миров разошлись надолго, быть может, до самого вечера не найти мне ни единой двери. Я заперт в ловушке этого мира, где нет ничего знакомого, хотя как будто бы мир не враждебен. Только боль… Откуда она? Может, воздух здесь отравлен? Может, в моей крови теперь течёт яд, оттого-то я горю изнутри?
Иду вдоль ручья, потому что во время ходьбы боль словно засыпает, будто движения убаюкивают её. Моё тело — громадная люлька для маленькой боли, и я иду, покачивая её внутри себя, заставляя спрятать когти и больше не терзать меня с отчаянной жестокостью.
Вот только выбросить из себя её никак не могу. Может, она жаждет вырваться из этого мира, выбрав меня своим перевозчиком? Может, я даже сумею поговорить с ней, едва пересеку грань, отделяющую этот мир от какого-то другого?
А может, она всё же сожрёт меня, и я останусь лежать под сенью этих деревьев, совершенно позабыв о себе, о жизни и дорогах в иные реальности.
Что ж, посмотрим.
Воспоминания не приходят, память пуста, как кошель после ловких пальцев воришки. Кто знает, не к лучшему ли это, не стоит ли довериться блаженному незнанию.
Приходит на ум только необычное, будто острое лицо.