Но он спорил. Он по-прежнему не верил, что все позади. Бездна еще даст знать о себе. Бездна внутри юного мага, бездна, выпущенная им в мир… нет, все это не кончится одними только спелыми яблоками.
Сами мальчишки на диво быстро успокоились: Лаан-ши перестал гоняться за призраками, стал смелее и увереннее, а Сабаар и вовсе превратился в безмятежное дитя, в котором не заподозришь ни привязанного к магу хранителя, ни тем более недавнего убийцу. А когда говорил о брате, почти светился и казался таким наивным, что до болезненной тоски напоминал ту девочку, которой была когда-то его мать. Тогда хотелось назвать его сыном и даже на миг поверить, что так оно и есть… И Фасхил позволил ему остаться рядом с Одуванчиком, дал столько времени, сколько мог.
Но дела день ото дня становились хуже: на востоке по-прежнему бушевала лихорадка. Миссионеры ордена остановили заразу, но излечить больных не могли. Каждый день поветрие забирало десятки жизней: стоны умирающих не стихали ни днем, ни ночью, и жирный смрад погребальных костров, казалось, стелился над самим замком. А когда и с юга пришла тревога — затрясло отроги Поднебесья, — стражи, один за другим, начали впадать в боевое помрачение. Большинство из них не спали сутками, перестали есть, вскидывались и рычали на каждый шорох.
И только Сабаар по-прежнему оставался спокойным, единственным, кого можно было отправить в город, не опасаясь за жизни людей. Пришлось оторвать его от брата и призвать на службу. Вот и сейчас Фасхил совсем не яблоки грызть собирался, а послать мальчишку по Красному тракту до Малого Северного: осмотреться и разжиться новостями. Но не успел — новый вопль беды каленым железом пробил сердце и завяз в животе, скручивая узлом кишки и мышцы. Фасхил бросил яблоко и перекинулся — когти взрыли землю, выворачивая дерн, нос потянул струю ветра, привычно направляясь в сторону степей. Но нет, эта беда пришла не с востока, а с юга. Горы, опасно гудящие вот уже несколько дней, наконец взревели. Разом стало не до волчонка — нужно было немедленно собирать магов и высылать спасателей.
Адалан пробежал по мостку и у самой воды присел на пятки, опустил руку в прохладную воду пруда. Пестрые рыбки по привычке кинулись за угощением. Скормив им целую горсть крошек, он плеснул водой в лицо и повернулся навстречу только что взошедшему солнцу. Ветерок лизнул влажные щеки. Прохлада и проникающий сквозь веки свет всегда помогали настроиться: три вдоха — сердцебиение выровнялось, и легкий, щекотный, под стать утреннему ветру, поток силы устремился по рукам к кончикам пальцев. Обычный утренний урок: голубое пламя, тонкая стрелка молнии, искристая ловчая сеть и рой сверкающих снежинок.