Даже стрельба из винтовок не причиняла нам вреда; но то, что нас раскрыли, было несчастьем. В Мадахридже было двести человек, а в Хедии — одиннадцать сотен, и отступать нам предстояло по равнине Хамд, где была Хедия. Их конные войска могли отправиться на вылазку и отрезать наш тыл. У джухейна были хорошие верблюды, и они были в безопасности, но пулемет их, трофейный немецкий «максим», был тяжелой поклажей для маленького мула. Его команда шла пешком или на других мулах; их предельная скорость была шесть миль в час, а их боевая ценность, с единственной пушкой, была невысокой. Поэтому после военного совета мы отъехали с ними на полпути в горы, и затем отпустили их с пятнадцатью джухейна к вади Аис.
Это придало нам подвижность, и Дахиль-Алла, Султан, Мохаммед и я поехали назад с остатком нашего отряда, чтобы еще раз взглянуть на пути. Солнечный свет был теперь ослепительным, слабые порывы опаляющего зноя веяли на нас с юга. Мы нашли убежище около десяти часов под какими-то развесистыми деревьями, где испекли хлеб и позавтракали, с красивым видом на полотно, и укрылись в тень от еще более жестокого солнца. Вокруг нас, над гравием, круги бледной тени от жестких листьев пробегали по земле там и сям, как серые, невзрачные жучки, когда скудные ветки неохотно опускались на ветру. Наш пикник беспокоил турок, которые стреляли или трубили нам беспрестанно, всю середину дня и до вечера, когда мы по очереди спали.
После пяти они успокоились, мы сели в седло и медленно поехали через открытую долину к рельсам. Мадахридж ожил пароксизмом огня, и все трубы Хедии взревели снова. Нам представлялся повод натянуть им длинный, внушительный нос. Так что, когда мы достигли путей, то заставили наших верблюдов встать на колени перед ними и под предводительством Дахиль-Алла в качестве имама спокойно исполнили закатную молитву между рельсами. Это была, вероятно, первая молитва среди джухейна за год или около того, а я и вовсе был новичком, но на расстоянии это сошло, и турки в изумлении прекратили стрелять. Это был первый и последний раз, когда я молился в Аравии по-мусульмански.
После молитвы было еще слишком светло, чтобы скрывать наши действия, так что мы сидели в кругу на насыпи и курили до заката, когда я попытался пойти сам по себе и выкопать мину, чтобы узнать на будущее, почему она не сработала. Однако джухейна это было так же интересно, как и мне. И вышли они всей оравой, сгрудившись в поисках над шпалами. Из-за них у меня сердце так и выскакивало из груди, ведь только поиски спрятанной мины заняли час. Заложить мину Гарланда было само по себе нервной работой, но рыться в кромешной тьме, расхаживая туда и обратно на сотни ярдов железной дороги, нащупывая спуск среди щебенки, казалось в тот момент самым рискованным занятием в мире. Два заряда, связанные с ней, были достаточно мощными, чтобы вырвать с корнем семьдесят ярдов рельсов, и я каждую секунду рисовал себе зрелище, как взлечу на воздух не только я сам, но и весь наш отряд. Такой подвиг, это уж точно, довершил бы изумление турок!