Эта взрывная, свободная речь, казалось, не уважала ничего на свете, кроме короля Хуссейна; по отношению к себе он культивировал уважение, больше, чем Абдулла, который всегда шутил шутки со своей компанией, стайкой товарищей в шелках, крутившихся вокруг него, когда он расслаблялся. Шакир неистово присоединялся к состязаниям, но сурово наказывал вольности. Он одевался просто, но очень опрятно; и, как Абдулла, проводил часы на публике с зубочисткой. Он не интересовался книгами и никогда не утомлял свою голову размышлениями, но был умным и интересным собеседником. Он был верующим, но ненавидел Мекку, и играл в триктрак, когда Абдулла читал Коран. Но, когда на него находило, он молился непрестанно.
На войне это был человек оружия. Его подвиги сделали его любимцем племен. Он, в свою очередь, описывал себя как бедуина и атейби, и подражал им. Свои черные волосы, лоснившиеся от масла, он носил косами с каждой стороны лица и укреплял их частым мытьем верблюжьей мочой. Он ничего не имел против вшей, из уважения к бедуинской пословице, что великодушный человек не оставляет свою голову без населения; и носил «брим», заплетенную гирлянду из тонких кожаных ремней, обернутую трижды или четырежды вокруг поясницы, чтобы окружать и поддерживать талию. Он владел превосходными лошадьми и верблюдами; считался прекраснейшим наездником в Аравии, готовым тягаться с кем угодно.
Шакир, казалось мне, предпочитал порыв энергии длительному усилию: но за его безумными манерами стояла уравновешенность и проницательность. Шериф Хуссейн использовал его в посольствах в Каир до войны, чтобы вести частные дела с Хедивом в Египте. Фигура бедуина должна была выглядеть странно среди оштукатуренного великолепия Абдина. Абдулла питал к Шакиру неограниченное восхищение и пытался видеть мир его глазами, веселыми и беспечными. Оба они серьезно усложнили мою миссию в вади Аис.
В тактической ситуации Абдулла сделал очень мало, обиженно притворяясь, что это дело Фейсала. Он пришел в вади Аис ради прихоти своего младшего брата, и здесь он останется. Он не выходил в вылазки сам и вряд ли поощрял тех, кто это делал. Я вычислил в этом зависть к Фейсалу, как будто он нарочито пренебрегал военными действиями, чтобы предотвратить невыгодное сравнение с деяниями своего брата. Не помоги мне Шакир в первую минуту, я встретил бы помехи и трудности с самого начала, хотя Абдулла со временем бы сдался и великодушно разрешил бы все, что не требовало бы затрат его собственной энергии. Сейчас на железной дороге были два отряда, с достаточными средствами, чтобы разрушать что-нибудь почти каждый день. Хватило бы и меньшего, чтобы нарушить работу поездов, и чтобы снабжение турецкого гарнизона в Медине стало лишь чуть менее сложным делом, чем ее эвакуация, что послужило бы интересам как британцев, так и арабов. Поэтому я заключил, что моя работа в вади Аис в достаточной мере сделана, и сделана хорошо.