Семь столпов мудрости (Лоуренс) - страница 29

Крупнее, чем «Ахад», был «Фетах», свободолюбивое общество в Сирии. Землевладельцы, писатели, врачи, крупные общественные деятели объединились в это общество с общей клятвой, паролями, условными знаками, прессой и центральной казной, чтобы разрушить турецкую Империю. С шумной легкостью, свойственной сирийцам — народу обезьяньему, во многом схожему по быстроте с японцами, но более мелкому — они скоро выстроили громадную организацию. Они искали помощи извне и ожидали, что свобода придет по соглашению, а не через жертву. Они сносились с Египтом, с «Ахадом» (члены которого с истинно месопотамской непреклонностью порядком их презирали), с шерифом Мекки и с Великобританией, везде ища союзника, чтобы он в свою очередь служил им. Они тоже были наглухо засекречены, и правительство, хоть и подозревало об их существовании, не могло найти достоверного свидетельства о лидерах или членах. Ему приходилось сдерживаться, пока оно не могло нанести удар доказательствами, достаточными, чтобы удовлетворить английских и французских дипломатов, выступавших в Турции в роли современного общественного мнения. Война в 1914 году убрала этот фактор и предоставила турецкому правительству возможность нанести удар.

Мобилизация войск вложила всю власть в руки членов этого правительства — Энвера, Талаата и Джемаля[18], которые были одновременно самыми беспощадными, самыми последовательными и самыми амбициозными из младотурок. Они поставили себе целью вытравить все нетурецкие течения в государстве, особенно арабский и армянский национализм. Первым делом они нашли своеобразное и удобное оружие в секретных бумагах французского консула в Сирии[19], который оставил после себя в консульстве копии переписки (относительно свободы арабов), ходившей между ним и арабским клубом, не связанным с «Фетахом», но созданным из самой болтливой и наименее опасной интеллигенции сирийского побережья. Турки, разумеется, были в восторге, так как «колониальная» агрессия в Северной Африке очернила репутацию Франции в арабскоязычном мусульманском мире, и Джемалю было на руку показать своим единоверцам, что арабские националисты — изменники до такой степени, чтобы предпочесть Францию Турции.

В Сирии, конечно, его разоблачения особенной новостью не стали; но члены общества были людьми известными и уважаемыми, хоть и учеными, и их арест, осуждение и богатый урожай ссылок, изгнаний и казней после их процесса взволновали страну до глубины и научили арабов «Фетаха», что если они не извлекут пользы из этого урока, их постигнет судьба армян. Армяне были хорошо вооружены и организованы, но их сгубили собственные командиры. Их разоружили, разгромили по частям, мужчин перебили, а женщин и детей гнали все дальше и дальше по дорогам зимней пустыни, раздетых и голодных, в жертву любому прохожему, пока смерть не уносила их. Младотурки перебили армян не потому, что они были христианами, а потому, что они были армянами; и по той же причине они сгоняли арабских мусульман и арабских христиан в одну тюрьму и вешали их рядом на одной виселице. Джемаль-паша объединил все классы, слои общества и верования в Сирии под давлением общего горя и опасности, и этим он дал им возможность восстать сообща.