Наши семейные разногласия были неприятны, но неизбежны. Арабское дело теперь переросло нашу грубую организацию, требующую посторонней помощи. Но следующий акт был, вероятно, последним — немного терпения, и мы могли заставить послужить нам текущие возможности. Трудности возникли только между нами и, благодаря величественному бескорыстию Джойса, мы сохранили достаточно командного духа, чтобы предотвратить полный срыв, хотя я выставил себя своевольным: и у меня оставалась уверенность вытащить все дело, если понадобится, на своих плечах. Когда я так говорил, это считали хвастовством: но моя уверенность была не столько в способности сделать все идеально, сколько предпочтением лучше сделать хоть как-нибудь, чем по умолчанию бросить все.
Теперь был конец июля, а к концу августа экспедиция на Дераа должна быть в пути. За это время надо ознакомить Верблюжий корпус Бакстона с его программой, предупредить Нури Шаалана, бронемашинам следует изучить дорогу к Азраку и найти, где могли бы приземлиться самолеты. Месяц обещал быть плотно занятым. За Нури Шаалана взялись первым, как за самого дельного. Его призвали на встречу с Фейсалом в Джефере около седьмого августа. Вторым был корпус Бакстона. Я под секретом рассказал Фейсалу об их прибытии. Чтобы не понести потерь, они должны, ударив на Мудоввару, совершенно застать ее врасплох. Я лично поведу их на Рамм, в первый решающий поход по самому краю территории ховейтат вокруг Акабы.
В связи с этим я отправился в Акабу, где Бакстон позволил мне объяснить каждому отряду его маршрут и нетерпеливую натуру союзников, к которым они пришли на помощь без спроса; я просил их, получив удар, подставить и другую щеку: отчасти — потому, что они лучше образованы, чем арабы, и значит, меньше подвержены предрассудкам; а отчасти — потому, что их крайне мало. После таких торжественных заявлений мы поехали вверх по нависающей горловине Итма, под красными скалами Неджеда и через изгибы Имрана, похожие на груди. Это было постепенное вступление к великолепию Рамма — пока мы не прошли через провал перед скалой Хазаиль, и внутрь святыни, к источникам с их прохладой, достойной поклонения. Там пейзаж больше не был дополнением, но поднимался к небу, и мы, люди, занятые разговорами, стали пылью у его подножия.
В Рамме люди впервые поняли, что значит пользоваться водой наравне с арабами, и для них это было тяжело. Однако они были на редкость терпеливы, а сам Бакстон давно служил в Судане, говорил по-арабски и понимал образ жизни кочевников; он обладал большой выдержкой, чувством юмора и дружелюбием. Хазаа был полезен для предупреждения арабов, а Стирлинг и Маршалл, сопровождавшие колонну, были знакомы с бени-атийе. Благодаря их дипломатии и заботам британских рядовых, ничего непредвиденного не случилось.