Так мы прибыли наконец, живыми, в Джефер, где встретили нас Фейсал и Нури, в превосходнейшем расположении духа, не упоминая о моей цене. Казалось невероятным, что этот старик по доброй воле соединился с нами, молодыми. Ведь он был очень стар; бледный и изможденный, с серой тенью печали и упрека на лице, оживлявшемся лишь горькой улыбкой. Веки за его мохнатыми ресницами были сморщены усталыми складками, которые просвечивали красным на солнце, стоявшем у него над головой, и они казались огненными впадинами, в которых этот человек медленно сгорал. Только мертвенная чернота его крашеных волос, только мертвая кожа лица, изборожденного морщинами, выдавала его семьдесят лет.
Вокруг этого немногословного вождя шла церемонная беседа, потому что с ним были главные люди в его племени, знаменитые шейхи, так закутанные в шелковые одежды, собственные или подаренные Фейсалом, что эти одежды шуршали, как у женщин, когда они двигались, медленно, как волы. Первым из них был Фарис: подобно Гамлету, он не простил Нури убийство своего отца, Соттама: это был тощий человек с обвислыми усами и неестественно белым лицом, встречавший скрытое порицание мира мягкими манерами и приторным голосом, в котором слышался упрек. «Надо же, — удивленно воскликнул он обо мне, — он понимает наш язык!» Там же были Трад и Султан, с круглыми глазами, важные и прямые в своих словах: почтенные люди и великие вожди кавалерии. Был с ними и непокорный Миджхем, приведенный Фейсалом и усмиренный своим упрямым дядей, который, казалось, едва терпел присутствие этого мелкого, холодного субъекта рядом с собой, хотя манеры Миджхема были подчеркнуто дружелюбными.
Миджхем тоже был великим вождем, соперником Трада по части набегов, но в душе слабым и жестоким. Он сидел рядом с Халидом, братом Трада, еще одним здоровым, бодрым всадником, похожим внешне на Трада, но не таким мужественным. Возник Дарзи ибн Дагми и приветствовал меня, неблагородно напоминая мне о своей жадности в Небке: одноглазый, зловещего вида, крючконосый; с тяжелым характером, опасный и подлый, но храбрый. Был там Хаффаджи, избалованное дитя из потомства Нури, который искал дружбы со мной на равных ради заслуг его отца, а не его собственных: он был достаточно молод, чтобы радоваться предстоящему военному приключению и гордиться своим новым блестящим оружием.
Бендер, смешливый мальчишка, сверстник Хаффаджи и его товарищ по играм, поймал меня на виду у всех, умоляя о том, чтобы вступить в мою охрану. Он слышал от моего Рахейля, своего молочного брата, об их неумеренных горестях и радостях, и служение призывало его во всем своем нездоровом блеске. Я отказал, и, когда он стал упрашивать дальше, проворчал, что я не король, чтобы мне служили Шааланы. Мрачный взгляд Нури встретился с моим, и я прочел в нем одобрение.