Они были очень многочисленны — к примеру, тринадцать их деревень находилось бок о бок здесь, в вади Сафра — поэтому они составляли собственное общество и жили почти что в свое удовольствие. Их работа была трудна, но смотрели за ними слабо, и убежать было легко. По закону они были в тяжелом положении, так как не могли апеллировать к племенному правосудию или даже к суду шерифа; но общественное мнение и личный интерес не одобряли никакой жестокости по отношению к ним, и догмат веры о том, что отпустить раба на волю — благое дело, значил на практике, что почти все обретали в итоге свободу. Они делали карманные сбережения в течение всей службы, если были сметливы. Те, кого я видел, имели собственность и объявляли себя довольными. Они выращивали дыни, кабачки, огурцы, виноград и табак для себя, помимо фиников, избыток которых посылался в Судан по морю на доу[44] и обменивался на кукурузу, одежду и предметы роскоши из Африки или Европы.
После того как полуденная жара спала, мы снова сели в седло и поехали вдоль чистой медлительной речушки, пока она не спряталась в пальмовых садах за низкими оградами из глины, высушенной на солнце. Там и сям между корнями деревьев были прорыты канальчики на фут или два глубиной, задуманные так, что вода направлялась в них по каменному каналу, и каждое дерево снабжалось водой по очереди. Источником воды владела община и делила ее между землевладельцами по минутам или часам в день или в неделю согласно традиции. Вода была немного солоновата, как и требовалось для лучших пальм; но она была достаточно пресной в частных колодцах внутри рощ. Эти колодцы попадались очень часто, и вода в них находилась в трех-четырех футах от поверхности.
Дорога вела нас через центральную деревню и ее рыночную улицу. В лавках было мало товаров, и все это место было в запустении. В прошлом поколении Васта была многолюдной (говорят, там была тысяча домов), но однажды накатила огромная стена воды с вади Сафра, насыпи вокруг многих пальмовых садов были разрушены, и пальмы снесло. Некоторые островки, на которых веками стояли дома, были затоплены, и глиняные дома снова смешались с глиной, погребая под собой несчастных рабов. Людей можно было бы заменить новыми, и деревья тоже, если бы осталась почва; но сады были возведены на земле, упорно отвоеванной у паводков годами труда, и эта волна — в восемь футов, несущаяся три дня — урезала участки на своем пути до их исконных каменных берегов.
Чуть выше Васты мы вошли в Харму, крошечное поселение с роскошными пальмовыми рощами, где протекал северный приток. За пределами Хармы долина несколько расширялась до площади примерно в четыреста ярдов, в русле из мелкой гальки и песка, очень гладко прибитого зимними дождями. Ее ограждали голые красные и черные скалы, вершины и гребни которых были острыми, как лезвие ножа, и отражали солнце, как металл. Свежесть деревьев и травы рядом с ними казалась роскошью. Теперь мы видели отряды солдат Фейсала и пасущиеся стада их верховых верблюдов. Пока мы не достигли Хамры, в каждом уголке скал и под каждой группой деревьев были бивуаки. Оттуда кричали бодрые приветствия Тафасу, который, возвращаясь к жизни, махал им в ответ и звал их, спеша довести до конца свои обязательства по отношению ко мне.