Он перечитывал пропитанные гневом строки послания и уже начинал осознавать, что слишком далеко зашел, что сила и величие, казалось, завоеванные им в этот столь короткий срок — просто прах, и все это может быть уничтожено разом — так же, как уничтожен целый гарнизон, отправленный Магнусом в Кокенгаузен.
— Великий князь в нескольких днях пути от Вендена… Когда мы уезжали, он уже подступал к крепости Ленгвард… Там тоже твои люди, — добавил Берг, но голос его уже слабо звучал в голове Магнуса, словно лицо говорившему заткнули подушкой…
Магнус отпустил Анца и Берга, а сам со стиснутой в руке грамотой начал мерить шагами залу, затем, остановившись, крикнул толпившимся здесь свите, слугам и стражникам, также охваченным ужасом от услышанного:
— Пошли все вон! Оставьте меня! Вон!
Семеня, толпясь, они спешили покинуть своего господина. Когда в зале никого не осталось, Магнус завыл, словно от дикой боли и, закрыв лицо руками, закричал:
— Будь проклят тот день, когда я согласился служить этому демону! Будь ты проклят! Будь ты проклят!
А вести приходили печальные. По дороге к Вендену без боя сдался царю Ленгвард, устрашенный резней в Кокенгау-зене. Говорят, уже занят и Вольмар, где сидел пленником Полубенский. А мимо Вендена все шли и шли вереницами беженцы из окрестных деревень, спасаясь от карающей длани жестокого царя московитов, и Магнус, повесив свой длинный нос, с серым от тоски и мучений лицом, с крепостной стены провожал глазами эти протекающие мимо города толпы беглецов. Худые костлявые лошади тащили за собой скрипучие возы и телеги, в которых свалены были скудные пожитки, грязные босые дети и простоволосые бабы сидели на задках телег, безразличными взглядами скользили по стенам крепости и лицам ратников Магнуса, неспособным защитить их. Некоторые хотели укрыться в крепости, стражники пожимали плечами, говорили:
— Дело ваше! Только московит скоро придет!
Говорят, бабы пугают своих детей по ночам сказами о жестоком царе московитов, который пожирает людей. Но Магнус боялся его сильнее любого ребенка, ибо он отчетливо помнил взгляд Иоанна, помнил, как тот поступает с изменниками…
Порой Магнуса охватывал неистовый гнев. Герцог ненавидел Иоанна! О, как он ненавидел царя за те унижения, что ему пришлось пережить! Ненавидел из-за Марии, семью которой царь вырезал, хоть и приходился им родней… Может, стоит биться и погибнуть с честью? Пять тысяч воинов Магнуса против тридцати тысяч московитов. Какая славная была бы смерть!
Уже следующим утром со стены через бойницу Магнус наблюдал, как вокруг города рассредоточивается только что подошедшее войско московитов. Герцог надеялся, что царя здесь нет и тогда с воеводами можно будет договориться, оттянуть неизбежную гибель, но нет — показались и государевы стяги, и его многочисленная закованная в броню стража.