Батийна смотрела на нее и не могла решить: кто же Шарапат Нурпаисовна — казашка или татарка?
Рабийга взяла ее за руку:
— Айда, Батийна! Надо подготовиться.
Батийна, бойкая у себя дома, тут растерялась: «Боже мой, о чем же я скажу? И кто здесь поймет мою киргизскую речь?»
— Эй, Рабийга, может, ты объяснишь?.. Ведь я смогла бы говорить только на родном языке, а тут, наверное, мало людей, кто знает киргизский.
Шарапат отошла было от них и снова вернулась.
— Сестра моя, тебе опасаться нечего. Говори по-киргизски! Кое-кто из таджикских женщин да русские, возможно, не поймут тебя… остальные хорошо поймут. Когда это было, чтобы киргизы и казахи, узбеки и уйгуры нуждались в переводчики?
— О чем же мне все-таки говорить, апа? — сказала Батийна и тут же смолкла: «Зачем я назвала эту женщину «апа»? Может, нехорошо?»
— Смело говори о том, что ты сама пережила, — советовала Шарапат Нурпаисовна, мешая киргизские слова с казахскими, — киргизский народ я тоже хорошо знаю. Не раз ночевала в юрте. Коров доила с подойником.
По тому, как Шарапат произнесла слова сыйыр — корова и мосу — подойник, Батийна решила, что Шарапат Нурпаисовна казашка.
— Так что, сестра моя, без всякого стеснения расскажи о том, что пережила сама, — повторила Шарапат Нурпаисовна. — Твоя жизнь — это жизнь киргизских женщин.
— Что в моей жизни интересного? Да поймут ли другие? — взволновалась Батийна.
— Ой, сестра моя. Да ты трусиха! Ведь наши кочевые пароды хорошо умеют по-своему говорить. А киргизскую женщину, сидя у очага, особенно интересно слушать. Как жемчуга на нитку, они так и нижут слово за словом, так и сыплют ими! Вот расскажешь всем делегаткам, сколько ты перестрадала и как мечтала о свободе. Скажешь свое спасибо Ульянову-Ленину, он открыл путь к свободе женщинам Востока. Знай же, Батийна, если ты испугаешься и не выступишь, мне будет очень обидно за тебя. — И Шарапат заключила чисто по-казахски: — Откройся, дорогая моя, как жилось тебе, какие муки перенесла…
Оставшись вдвоем с Батийной, Рабийга сказала:
— Да хранит тебя аллах! Главное — не бойся. Скажешь от души, что видела и что пережила.
После пяти человек дали слово Батийне. Какого же труда стоило ей пройти по залу до сцены и заставить себя подняться на трибуну. Глаза ее ничего не видели. И сама не заметила, с чего начала свою речь. Обошлось без покашливания и без стакана воды, как это делают иные ораторы. Кроме Канымбюбю, Гульбюбю и Зуракан, Батийна никого перед собой не видела. И говорила именно о них, как ее давеча учила Шарапат-эже.
Задрожал пропитанный горечью голос, и она сама чуть дрожала. «Не бойся, Батийна. Твое слово — от имени своего народа. Крепись!» — внушал сильный своей правотой внутренний голос. И Батийна дала себе волю, говорила все смелее и откровеннее.