В конце изо всех сил громко произнесла:
— Да здравствует свобода женщин Востока! Да здравствует советская власть!
Батийна долго опасалась, что никто ее не поймет. И как же ее потрясло, когда увидела, что некоторые из женщин в этом светлом зале утирают слезы на щеках.
На перевале
Далеко от заселенной аилами долины, у безлюдного подножия перевала, Зуракан увидела стаю грифов, что кружили над снежными вершинами. Ничего в том диковинного, что грифы в это время усеяли ясно-голубое небо черными точками, как и в том, что человек пешком переваливал через эти хребты. Подстегиваемая гневом и обидой, она не испытывала страха, не шарахалась в стороны, волоча по земле полы разорванного в клочья платья. Наконец подобрала их и завязала на поясе. Разлезлись по швам низы бязевых штанов, оголяя колени на каждом шаге. Она не задыхалась, потому что с детства привыкла ходить по горам, не чувствовала, как поют икры ног, как щемят, саднят подошвы. Женщина шла и шла, только голые пятки сверкали да тоненькими ручейками катился пот со щек, заливаясь за ворот, но она все взбиралась вверх.
Однажды почувствовала, как от жажды высохло у нее во рту, склонилась над родником, что выбивался из-под скалы, и напилась ледяной воды. Больше о воде она не вспоминала, хотя слюна у нее становилась все липучей. Не думала и об еде, хотя уже сосало под ложечкой. «Не умру я с голоду в объятиях наших гор, — успокаивала себя Зуракан. — Лишь бы не напали волки. Но чего мне бояться волков, все-таки я называюсь человеком как-никак… Если, случаем, набредет стая, разобью палкой голову одному-двум из них».
Но даже ей пришлось крепко поднатужиться, чтобы сломать у корня толстую рябину под скалой.
Она бесстрашно шагала, опираясь о кряжистый конец рябиновой палки. Конечно, выскочи вдруг медведь или тигр, она бы, пожалуй, струхнула. А волка ей нечего бояться, чтоб ему кишки разорвало!..
Зуракан слышала от матери, как ее бабушка на седьмом десятке схватила за хвост забравшегося к ним в загон волка и задушила его, пока старик прибежал на выручку. Выходит, что Зуракан уродилась в свою богатыршу бабушку. Как бы то ни было, Зуракан любила послушать истории о сильных, смелых, стойких людях, будь то о мужчинах или о женщинах, и сама стремилась походить на них.
Эх, если б посадили ее на коня и позволили схватиться с самыми сильными, с самыми ловкими джигитами. Люди бы сказали: «Молодец, Текебай! Изо всех девушек выбрал Сайкал!»[44] В мгновение ока она стащила бы с седла первого храбреца среди мужчин. «Бали! Бали-и![45] Вот так молодка! — закричали бы люди. — Здорово! Здорово!» А она сидела бы на своем гнедом, он копытил бы землю и рвался бы под ней, сидела б такая гордая, счастливая, и сквозь толпу направилась бы получить положенный приз из рук почтенных аксакалов.