Это прозвучало так забавно в устах глубоко уязвленного, нахохлившегося от обиды сурового воина, что Войк и жена его не удержались от смеха.
— Брось, Радуй! — сказал Войк. — Не кручинься! Найдется и на тебя бабенка, ужо она и будет тебя до слез доводить.
Они еще пошутили немного, поддразнивая друг друга, затем разговор снова вернулся к Янко.
— В Уйлаке парня будто подменили, — сказала мать. — Все из дому норовит уйти, еле слово вымолвит, а прежде-то, бывало, обо всем рассказывал…
— Он не дитя малое, чтоб вечно у юбки твоей торчать. Еще две луны, и парню девятнадцать стукнет. Он уже мужчина, пойми ты!
— Да и бабы к нему, — начал было Радуй, но сразу осекся и сердито махнул рукой: — Э-эх! Рта раскрыть не смею, будто в женский монастырь попал! Неужто вы тут, сударыня-сестрица, только и знаете, что молитесь? В Хат-сеге ты не была такой святошей…
Эржебет ему не ответила, и он гордо, будто одержал редкую победу, широким, размашистым шагом вышел из гостиного покоя. Наступила недолгая тишина, потом Эржебет заговорила:
— Вашей милости и впрямь по нутру все, что вытворяет Янко? Не замечали вы в нем никакой перемены к худшему?
— Сказала бы прямо, о чем думаешь, я б ответил. А так одно скажу. В Уйлаке, как я вижу, натуру его нимало не обтесали. Не очень-то они там утруждались вдолбить ему, как господам вести себя положено. Нынче ночью на нижнем подворье этакое буйство учинил с солдатами да батраками — я уж решил со сна, что крепость в осаду взяли…
— Янко? — спросила госпожа Эржебет удивленно и недоверчиво, хотя и со страхом. — Он же всегда был такой тихий да добрый…
— Эх, жена, и ты ведь добра! — так и затрясся от смеха Войк и весело хлопнул себя по ляжкам. — Неужто думаешь, сын твой песнями-плясками не потешится, покуда холост да молод? Он в попы не нанимался, чтоб в благочестии время убивать, да нынче и святые отцы не больно-то мирскими радостями гнушаются. Только что благочестивую рожу корчат, покуда молодушку прижимают.
Добрым делам ваша милость сына учит!..
— Черта я учу! Только тебе и говорю, раз к слову пришлось. А ты вот что… не убивайся попусту, забавы его наблюдая, это дело молодецкое. У меня тут иная забота: уж больно легко он со всяким простым людом в разгул пускается, будто не владельца Хунядской крепости наследник! Но когда нынче утром я попрекнул его, он ответить ничего не ответил, однако так глянул, что теперь не сомневаюсь: здоровую оплеуху влепил он молодому Уй-лаки…
— Ох, ваша милость, и не поминайте про то несчастье! — испуганно сказала Эржебет и с грустным вздохом опустила на колени веретено.