.
Опасаясь «ревности не по разуму» некоторых христиан, усмотревших в новых веяниях войну язычеству, св. Константин в 324 г. издал еще один эдикт, в котором обратил внимание на малоценность и непрочность вынужденных насилием обращений в новую веру.
И в те далекие века, и позднее, вплоть до XVII столетия, правовая наука не считала для себя зазорным выводить правовые идеи из христианских нравственных ценностей, имеющих для нее абсолютное значение. Джон Локк, Томас Гоббс, Г. Лейбниц – все они на страницах своих произведений смело апеллировали к Священному Писанию, нисколько не страдая от того, что их могут обвинить в «мракобесии».
Сегодня, однако, картина кардинально изменилась. Правовая наука зашла так далеко в изменении приоритетов – что ценно, а что преходяще, что истина, а что дискуссионно по своей сути, что, захватив старый нравственный багаж, совершенно изменила внутреннее его содержание. Налила вино в старые меха, не задумываясь над тем, не скрывается ли под видом вина уксус и насколько старые меха выдержат такое содержание. В результате христианские политические и правовые институты получили извращенное содержание, не вмещающееся в старые формы.
Например, та же идея свободы совести привела последовательно к отказу от совести вообще. И сегодня не просто разрешают, а культивируют все то, что по христианской традиции считается смертным грехом, содомией, извращением природы человека. Например, безбожие, бисексуальность, однополые «браки», наркотики и т.п. Человек стал считать себя венцом всего и вся, и эта тенденция захватила, разумеется, и правовую науку. Теперь ценна не политическая или социальная свобода человека, а его желания. Высшую ценность отныне приобрели они. Потребление – абсолютная категория свободы, которая из нравственной, правовой и политической сферы очень скоро перетекла в экономическую.
Далее – больше. Все остальные цивилизационные типы современная европейская правовая наука стала рассматривать исключительно сквозь призму этих обновленных «прав», не задумываясь над тем, что предлагаемые рецепты носят в действительности далеко не универсальный характер. И при всей схожести, скажем, мусульманской, еврейской, буддийской цивилизаций было бы едва ли оправданно требование для этих народов строить свою правовую и политическую жизнь на основе секуляризованных идей, интерпретированных из бывших христианских нравственных понятий.
Например, как известно, государства исламской ориентации крайне неодобрительно, скажем так, относятся к требованию Совета Европы легализовать аборты, однополые браки, эвтаназию и т.п. Столь же бессмысленно требовать европейских стандартов от Китая или Японии, совершенно игнорируя их историю, мировоззрение, нравственные ценности этих народов, их политический и правовой опыт. Тем не менее именно это сегодня и происходит. Весь мир меряется одной универсальной линейкой, ценность которой, однако, весьма и весьма условна.