Все это произошло так тихо и быстро, что Магеллан до самого утра ни о чем не догадывался. В восьмом часу он послал нескольких своих людей на «Санто-Антонио» с каким-то поручением к Меските. Но когда лодка подплыла к кораблю, оттуда раздался голос:
— Ни с места! Здесь хозяин не Мескита, а Квезада.
Когда Магеллан таким образом узнал все, что произошло, и что восстание охватило большую часть экипажа, он послал своих людей по всем судам с вопросом, за кого они стоят.
Квезада ответил:
— За Испанию и за себя!
Такой же ответ получился от экипажа «Консепсия» и «Виктория». Только один Серрано ответил:
— За Магеллана!
Восставшие соглашались примкнуть к Магеллану только на одном условии: он должен был признать их власть и вместе, с ними отправиться домой. Тогда Магеллан пригласил их всех к себе на корабль, чтобы притти к какому-нибудь соглашению. Но испанцы не согласились на это и, в свою очередь, пригласили его явиться на корабль «Санто-Антонио».
Магеллан понял, что положение почти безвыходно и что необходимо спасти его каким-нибудь решительным делом, иначе все его предприятие окончится ничем. На стороне противников была сила, но Магеллан решил действовать смелостью. Узнав, что испанцы не хотят явиться к нему, он составил план, правда, жестокий, но, как ему казалось, необходимый для победы его дела. На корабле «Виктория», где капитаном был Мендоза, находились преданные Магеллану португальцы. На этот корабль он послал своего верного друга Эспинозу с шестью вооруженными людьми, дав ему точные указания, как действовать. Эспиноза получил также письмо к Мендозе, в котором Магеллан требовал немедленной сдачи.
Вступив на борт «Виктории», Эспиноза вручил испанцу письмо. Мендоза прочитал его и, рассмеявшись, сказал:
— Нет, адмиралу не удастся поймать меня на эту удочку!
Не успел он окончить этой фразы, как Эспиноза вынул кинжал и нанес Мендозе смертельный удар в грудь.
Мертвый упал он на палубу. Эспиноза, пользуясь всеобщим замешательством, приказал, вместе с присоединившимися к нему португальцами, перевязать всех бунтовщиков. Магеллан был жесток, но для него дело было важнее жизни одного человека, мешавшего осуществлению этого дела. Нравы же и обычаи того времени не отличались мягкостью, и убийство врага было не редким явлением.
Так или иначе, но перевес оказался на стороне Магеллана, и Квезада начинал уж бояться за исход начатого дела. Он обратился к своему пленнику Меските и предложил ему быть посредником между ним и адмиралом. Но Мескита ответил, что теперь надежды на примирение очень мало.