...Ты послушай землю — иногда она напевает, что наш мир родился, когда предыдущий сгинул, что вошли в него чьи-то дыханье и кровь живая, те, что сделали человека из комьев глины.
Только если шепнуть, если тихо спросить — а чьи? — то она молчит.
СКУЧНАЯ СКАЗКА
Я не знаю, как рассказать об этом тем, кто много видел и много страдал. Вы видали — без несчастной судьбы — поэта? Ну а я видал. Так случилось: не бедствовал и не спился, научился лямку свою тянуть. Как когда-то в молодости влюбился, так и не бросал никогда жену. Эта сказка — простая, и жизнь — простая: вырос из подростка, прибился к стае, научился работать пять дней в неделю.
Только вот герои его не сумели.
А его герои все уходили — с непонятной печали за край Земли, и летели годы в темпе кадрили, а его мальчишки куда-то шли. По клавиатуре стучали худые пальцы. Продавая жизни за полцены, не умели герои его сдаваться — гордые и упрямые пацаны.
А поэт был скучный. Не ломал, не строил. Да и жизнь не сумел он достойно выстроить.
Даже умер на войне он совсем не героем — просто, говорят, замешкался выстрелить.
ОФИСНЫЙ ПЛАНКТОН
За окном противный дождичек сеет, от кондишена в офисе все дрожат. Офисная водоросль Алексеев хочет спать и еще сбежать. Он уходит в отпуск через неделю, но он знает, что до отпуска не доживет: тут начальница мозги ему мелко мелет, и еще подвело живот.
У жены третий месяц головные боли. Обещают Апокалипсис. Головой на руки — уронившись, он бьется в компьютерный столик: где ваш апокалипсис, суки? Во френдленте у кого понос, у кого золотуха, тот неудачно влюбился, у этого сериал. Алексееву кондиционер дует прямо в ухо. Этот мир его заебал.
Он вполне признает, что он бездарный и серый, только бы в мозги не вгрызались дрелью. Офисная водоросль Алексеев в отпуск собирается через неделю. Собирать рюкзак и идти по лесу, попрощаться с начальницей очень вежливо. Цокот клавиш полязгивает железом, выходные, где же вы.
...Кто-то говорит, что он не дожил до вечера, что зарезал начальницу, бухгалтера и жену. А потом — понимаете, тема вечная, — петлю из ремня затянул. Но ведь можно и другую историю сделать: говорят его ботинки (и пиджак им вторит), что он все-таки дожил до конца недели и дошел до большого синего моря. И, ногами босыми песок просеяв, он уплыл до кромки заката тоненькой.
Офисная водоросль Алексеев превратился в нормальную морскую планктонину.
Мой прапрадед был обычный православный священник. Нормальный батюшка — жил бы себе и жил. Нет, он не ворожил и не устраивал покушений — как умел, служил. Просто вот однажды, холодной апрельской ранью, разбудил свою сонную и теплую попадью и сказал — извини вот,