Дамы без камелий: письма публичных женщин Н.А. Добролюбову и Н.Г. Чернышевскому (Вдовин) - страница 123

Que faire? Envoie-moi une consolation car je suis désespérée. Resterastu seul tout l’hiver en Italie et moi à venir à Paris? Et peut-être nous [ne] pourrons pas faire autrement, c’est affreux tout ce que j’ai à payer. Je crois que je serais forcé de maintenir à mon premier engagement pour le printemps. C’est à toi de décider autrement si tu peux. Ainsi, mon cher ami, je t’aime, je suis à plaindre comme il n’y a pas de femmes dans Paris qui le soit [soient] plus que moi. Je t’aime et je suis forcée de contuiner [continuer] ma malheureuse position. Mes yeux n’y vois [voient] plus. Je finis. Les larmes m’empêchent d’en dire d’avantage. Je t’embrasse, mon ami, en attendant que tu lises cette malheureuse lettre. Adieu. Mamen [maman] se joint pour te serrer les mains.

Émilie Tellier.

РО ИРЛИ. Ф. 97. Оп. 2. Ед. хр. 123. Л. 16–17 об.


Перевод:


Из дому, вечером воскресенья 16 декабря

Милый мой Николай, мы оба в незавидном положении, и мое еще даже хуже твоего. Получила твое письмо вчера утром. Ты не можешь представить, насколько оно меня огорчило во всех отношениях. Господи, как же я несчастна! И как же мне было поступить, бедный друг мой? Я вызвала оценщика, и знаешь ли ты, сколько он мне предлагает за всю мою мебель? 1800 франков. Как же мне, по-твоему, выполнить то, о чем ты меня просишь?[355] Это для меня совершенно невозможно. Я не найду жильца в квартиру до 18 января, мне придется заплатить 800 франков за три месяца, о которых я не предупредила консьержку. А мой очередной платеж! Так что, как видишь, выходит именно 800 франков. И потом, считая все остальное, у меня долгов на тысячу франков, потому что я еще должна была немного мебельщику, о чем я тебе не сказала, и немного там и сям, вот и выходит тысяча франков. Получается 1800 франков – столько получится от продажи моей мебели. И потом, я не знаю, как быть, чтобы заплатить по закладной от 30го[356]. Я снова еще была в ломбарде из-за закладной от 12го числа. И вот я заложила две свои цепочки, часы, кольца, твой браслет – все, что у меня было! У меня начались месячные, и я не могла выйти из дому. Сам видишь, возлюбленный мой, счастлива ли я. Напротив, все это доставляет мне неудобства, пожалей меня, друг мой, ибо положение мое незавидное! Но я утешаюсь тем, что тебе стало много лучше, как я поняла из твоего письма. Главное, друг мой, о чем я прошу тебя и умоляю сделать ради меня, – не слишком печалиться. Видишь, я всего лишь женщина и хочу справиться со своим горем, но, друг мой, я не хочу думать, что мы расстались навсегда. Друг мой, ты был так добр в своем письме, и оно порадовало меня, хоть и причинило боль. Мне грустно, когда я тебе пишу, и много плачу, такая размазня, так уж тебе и сознаюсь во всем, утешаюсь тем, что и так тебе все рассказала, если бы ты приехал в Париж. Мари мне не служанка, друг мой, она мне мать. Ты ведь понимаешь, что я не могла тебе признаться, когда ты впервые пришел ко мне. Я тебя не знала так, как знаю сейчас, и никогда не осмелилась бы тебе признаться. Я остаюсь с матерью, вот и все, что я скажу. При своих доброте и уме ты понимаешь, что мне приходится выносить. Я тебя люблю, очень люблю, но должна любить и свою мать и не оставлять ее на старости лет. Друг мой, умоляю тебя, прости меня за вынужденную ложь. Я уже сама ничего не понимаю, когда пишу тебе это признание. Я не хотела бы быть сейчас рядом с тобой, мой друг, потому что не смогла бы тебе признаться, и если бы ты приехал в Париж, я была бы вынуждена признаться, потому что ни за что не оставила бы мать. Никогда я этого не сделаю, уж лучше умру! Так что ты видишь, какое огромное препятствие стоит на пути нашего замысла. Теперь слово за тобой – что мне делать. С чего ты решил, что я смогу путешествовать с тобой? Тебе не хватит денег платить за двоих, особенно переселяясь из гостиницы в гостиницу. Что делать? Утешь меня письмом, ибо я отчаялась. Ты всю зиму будешь один в Италии