Ты ведь знаешь, как я была осмотрительна раньше. Нынче уж все не так. Как мне сказать, чтобы ты понял, что со мною сталось? Раз ты просишь рассказать что-нибудь о моей жизни, вот скажу тебе. Вообрази, хожу я в поисках кавалера, и смотрит на меня пристально какой-то американец, потом просит адрес. Дала я ему адрес, и назавтра является он ко мне. Говорит, вид-де у меня был печальный. А я отвечаю, мол, нет. Он у меня три дня оставался, я с ним в театр ходила, но как вид мой был слишком весел, он и не возвращался (письмо № 64, с. 220–221).
Хотя сложно судить, насколько Эмилия в самом деле чувствовала все то, о чем писала, ее слова можно прочитывать и как риторический маневр, призванный внушить Добролюбову мысль о том, что после отношений с ним она уже не может работать как прежде. Ей было выгодно внушать Добролюбову идею о том, что она по-прежнему находится с ним в уникальной эмоциональной связи и рассчитывает на его материальную помощь. Через некоторое время положение Телье, как следует из писем, ухудшилось: мать Эмилии якобы опасно заболела, требовались деньги, которых она и попросила у Добролюбова (письмо № 65, с. 222). Тот долго не отвечал и вряд ли прислал денег. Переписка возобновилась в мае 1861 г., когда Эмилия сообщила Добролюбову, что ее жизнь вошла в прежнюю колею:
У меня не ночуют сто человек, но друзья есть. Словом, я все та же, но по-прежнему храню любовь к тебе, она еще не угасла. Весна мне очень пошла на пользу, у меня очень белый и свежий цвет лица, мне это все говорят.
Я желаю теперь, чтобы зима наступила как можно скорее, чтобы увидеть тебя (письмо № 66, с. 225).
Из этого текста следует, что финансовое положение женщины стабилизировалось, возможно, потому, что начался новый весенне-летний сезон и в Париж нахлынула волна иностранцев; жизнь на бульварах вновь закипела. Эмилия больше не просила у Добролюбова денег, надеясь лишь на его возможный приезд. Но его не случилось, а переписка на этом оборвалась. О дальнейшей жизни Эмилии Телье мы ничего не знаем.
Женщина у себя: быт и повседневность
На первый взгляд публикуемые письма Грюнвальд и Телье к Добролюбову – источник весьма фрагментарный: это не дневник, где автор может подробно фиксировать все произошедшее с ним за день, не воспоминания, а другой жанр, прагматика которого подчиняется в первую очередь конкретным целям – сообщить о чем-либо адресату, попросить и добиться чего-либо (например, свидания), убедить в чем-либо и только изредка – подробно рассказать о произошедшем. Среди писем Грюнвальд и Телье в настоящем издании представлены документы, созданные с самыми разными целями, в том числе такие, где адресанты рассказывают о бытовых нуждах, делятся новостями о происшествиях и эмоциями, просят помощи. Именно благодаря этим фрагментам у нас есть возможность судить о повседневности такого типа женщин. При этом следует иметь в виду, что между собственно рутиной и тем, как она может быть представлена в дискурсивной форме (письмах), существует очевидный разрыв.