Теперь если бы ты меня видел, мой друг, я думаю, ты бы лучше полюбил, потому что я стала больше на себя обращать внимание. Одеваюсь гораздо опрятнее и хожу в чепчике, что другие находят, что мне идет чепчик, поэтому мои волосы постоянно гладки. Ведь ты не любил, когда я была растрепанная, и ручки всегда чистенькие. Здесь все удивляются, что у меня маленькие руки и ноги, и потому называют die kleine gnädige Frau (письмо № 30, с. 151).
В этом признании отчетливо проявляется мужской взгляд Добролюбова, которым Тереза пытается посмотреть на себя со стороны.
Если обсуждение болезней, внешнего облика и гигиены еще напрямую не указывает на какой-то особый образ жизни, свойственный публичным женщинам, содержанкам или любовницам, то два других сюжета, упоминаемых в письмах, имеют непосредственное отношение к сексуальным услугам. Письма Грюнвальд и Телье не содержат какого-либо особенно откровенного и интимного описания чувств или ласк. Все они происходили за кадром и, очевидно, не проговаривались в корреспонденции. Письма использовались в первую очередь, чтобы нечто сообщить, к чему-либо побудить, вызвать жалость у адресата. Однако, будучи средством коммуникации, письма хранят упоминания о такой важной стороне сексуальной жизни, как невозможность по каким-либо причинам вступить в интимную связь. Именно в этой связи в письмах, наряду с частыми болезнями, упоминаются и менструации. Как подчеркивает историк медицины и сексуальной культуры прошлого Н. А. Мицюк, «эта область девичьей повседневности, очевидно, была настолько табуированной для переписки, что в источниках личного происхождения не удалось обнаружить ни одного указания на начало регул. Исключительным источником информации явилась медицинская литература»[117]. Конечно, речь здесь в первую очередь о девушках и женщинах из дворянского сословия, однако источников личного происхождения (писем и дневников) представительниц более низких сословий до нас дошло на порядок меньше, поэтому каждое такое описание оказывается исключительно информативным.
Как следует из переписки Добролюбова, клиенты домов терпимости и посетители частных квартир часто сталкивались с ситуацией, когда женщина не могла принять мужчину из-за месячных («ей нельзя»), и он уходил разочарованным[118]. Отсюда следует, что проговаривание этой стороны сексуальной повседневности довольно быстро становилось рутинным и постепенно выходило из серой зоны умолчаний и недомолвок, поскольку только прямое упоминание позволяло обеим сторонам экономно распорядиться деньгами, силами, временем и собственным телом. Тем самым поведение начинало регулироваться не этикетом, а договоренностями экономического характера. Показательно, что Телье свободно пишет Добролюбову о своем менструальном цикле, который помешал ей выйти на улицу в поисках клиентов: