– Тупик, – сказал Тихон.
– Разворот, – сказал ангел-хранитель, – если ты готов меня слушать. Если помнишь, ты сам просил пожестче…
– Да помню, помню, – сказал Тихон, – На коленях ползал, в ногах валялся… так что ты уж давай, не мягчи.
– Не буду, – пообещал ангел-хранитель, – Вот представь себе, что ты можешь поговорить с тем парнем, коих было много в войну, что грудью на амбразуру. И можешь с актером поговорить, который играл его в кино. Смотрел, конечно?
– Конечно, – сказал Тихон, – я же советский человек, значит, нужные книжки я в детстве читал.
– И вот, спрашиваешь ты у парня – как оно было? – сказал ангел-хранитель.
Женщина-водитель, перекурив и оправившись, одернула гимнастерку, скрипнула трамваем и укатила. Как дальний бомбардировщик, она уходила на второй круг, чтобы к вечеру, окончательно отбомбившись, без задних ног прильнуть к своим детям и мужу. Тихон поглядел вслед удаляющемуся железному ящику с женщиной и другими двуногими, и задумчиво спросил парня:
– Как оно было? Я про тогда, с амбразурой.
– Не помню толком, – ответил ангел-хранитель за того парня, – Подполз, смотрю – гад стреляет, кладет наших, как коса. А я стою, беспомощный: ППШ сдох, гранат нет, ничего нет. Смотрю, как дуло ворочается в амбразуре, словно ищет, кто лишний. Хотя самый лишний здесь он, этот фриц. Я тоже лишний, потому что ничего не могу. Перекинул свернутую шинель наперед, чтобы потолще, взял да и лег, но очень быстро, чтобы не страшно. А дальше не помню.
Тихон зачмокал губами, сомневаясь в рассказе.
– Не думаю, что именно так, – сказал Тихон, – у меня в голове другой образ этого парня. Как-то не так это всё должно было быть. Слишком у тебя, братишка, слюняво, не героически.
– Конечно, – сказал ангел-хранитель, – меня же там не было, я не видел. А потом было так: «Вадик кричит «мотор!», я смотрю – свет не готов толком, сапоги жмут, шинель воняет нафталином, делаю шаг… хорошо, что там матрас подложили… э-э… а вообще, честно говоря, это все каскадер делал. Я в буфете за Нюркой ухлестывал в это время. Третий месяц уламываю, королеву».
Ангел-хранитель умолк, а Тихон пошевелил кадыком, окончательно глотая услышанное. Было горько.
– Это уже был актер, когда кино снимали, да? Тоже не верю, тоже как-то… вульгарно, – сказал Тихон.
– Это я специально, – признался ангел-хранитель, – чтобы поконтрастнее, и я тебя не жалею. Хочу, чтобы ты уяснил разницу между персонажем и игроком. Понял, в чем она?
– В искренности? – подумал хороший человек Тихон.
– В степени осознанности, – сказал ангел-хранитель, – Актер знает, что он актер, и что всё – особенно он сам – понарошку. А герой не знает, что он герой, потому он и герой. И ему себя при этом не жалко.