— Вроде да.
— Если у вас остались какие-нибудь сомнения, выбросьте их из головы. Пытаться сейчас выяснить, как, откуда и кто принес ребенка к Элен Тенцер, было бы просто неуместно. Это работа для полиции, имеющей права и целую армию обученных людей, среди которых есть даже несколько компетентных. Но не для нас с мистером Гудвином. Пусть полиция и поломает голову, раз уж она непосредственно занимается расследованием убийства. А нам пока придется оставить Элен Тенцер, особенно учитывая то обстоятельство, что не она подложила ребенка в ваш вестибюль.
— Откуда вам это известно? — Люси нахмурилась.
— Чисто логический вывод. Не она пришпиливала бумажку к одеялу, и не она заворачивала ребенка. Мистер Гудвин обнаружил у нее дома целую коробку с английскими булавками, но не нашел набора резиновых штемпелей, использованных для изготовления записки. Вывод, разумеется, не окончательный, но я не сомневаюсь, что двадцатого мая Элен Тенцер кому-то передала ребенка либо у себя дома, либо, что более вероятно, в каком-то другом месте. Она могла знать, что малыша подбросят в ваш дом, а могла и не знать. Но в любом случае ей слишком многое было известно о ребенке, и в результате ее убили.
— Значит, вам удалось выяснить? — Руки Люси были крепко сжаты. — Неужели поэтому ее убили?
— У меня нет улик, но здравый смысл подсказывает это. Есть еще одно предположение: Элен Тенцер не только не оставляла у вас ребенка, но и понятия не имела о том, что от мальчика хотят избавиться. Ведь если бы она знала, вряд ли стала бы надевать на него комбинезон с совершенно уникальными пуговицами.
— Погодите минутку. — Люси хмурилась, пытаясь собраться с мыслями. Потом сказала:
— А если она хотела, чтобы с помощью необычных пуговиц можно было найти родителей мальчика?
— Нет. — Вульф покачал головой. — В таком случае она, сообразив, что ее нашли по пуговицам, совсем иначе встретила бы мистера Гудвина. Нет. Что бы она ни знала о прошлом ребенка, о планах на его будущее не имела никакого представления. И человек, принесший мальчика в ваш дом, видимо, решил, что не оставил никаких улик. Следовательно, этот человек настолько плохо разбирается в детских вещах, что ему и в голову не пришло обращать внимание на какие-то пуговицы. Мы с мистером Гудвином сразу это поняли.
— А я — нет.
Он пристально посмотрел на нее:
— Это характеризует только вас, мадам, но не историю, которую мы расследуем. Меня же беспокоит именно эта история, и теперь нам необходимо не только выполнить взятые обязательства, но еще и избежать обвинения в уголовном преступлении. Если Элен Тенцер убили, чтобы она не смогла ничего рассказать о подброшенном ребенке, — а это почти наверняка так — получается, что мы с мистером Гудвином скрываем улики. Поэтому, как я уже говорил, мы очутились в западне. Я не хочу раскрывать полиции ваше имя и давать информацию, которую вы сообщили мне конфиденциально. Вас, мою клиентку, станут беспокоить, я бы даже сказал, изводить; от этого в первую очередь пострадает моя репутация. Видите ли, я слишком самолюбив и допускаю упреки лишь со стороны других лиц, но не от себя самого. Если же мы с мистером Гудвином утаим ваше имя и полученные от вас сведения, то будет недостаточно просто выполнить наши обязательства по розыску матери. Мы должны будем либо найти убийцу, либо установить, что между убийством Элен Тенцер и ее причастностью к истории с подкидышем нет никакой связи. А поскольку весьма вероятно, что такая связь все-таки есть, мне придется выслеживать убийцу по вашему поручению и за ваш счет. Ясно?