— А что тут такого? — пожала плечами Уулча.
После акына на сцену вышла стройная девушка в красных сапожках, приковав внимание аильских парней. Каждый ее куплет они встречали восторженными криками, снова и снова возбужденно вызывали ее. Потом на сцене появился черноусый джигит в черном камзоле, подпоясанном серебряным поясом. Девушки и молодухи, тыркая друг друга локтями, уставились на джигита. Уулча тоже оживленно толкнула подружку:
— Вот это усы!
— Ты лучше песню послушай! — рассердилась Тунук.
Печально зазвенел комуз, сильный и гибкий голос пел о любимой девушке, похожей на веточку тальника, пахнущую мятой, о том, как идет она к горному роднику за водой. И все — и мужчины, и женщины — притихли. Что их околдовало? Мелодия, слова или черные усы певца? А песня рассказывала, что девушка так и не вышла за любимого, а взял ее в жены богатый да постылый. И оба влюбленных засохли от горя, как подрубленные на корню тополя. Осталась в сердцах у людей память о них, а джигиту песня… Тунук не заметила, как из глаз ее покатились слезы.
Уулча с недоумением посмотрела на подружку:
— Что с тобой?
Вот в чем, оказывается, секрет. Вот что волновало и зачаровывало людей. Все с благодарностью хлопали певцу. В эту минуту он был самым близким человеком для них…
Джигит пел еще и еще, будто даря людям свою душу, открывая им что-то новое и хорошее.
Никто и не заметил, как под конец концерта, уже глубокой ночью, небо затянули черные тучи. И когда сверкнула молния, разрывая небо надвое, все испуганно вздрогнули от неожиданности. Но все равно большинство слушателей оставалось на местах, и только некоторые встали, начали отряхиваться, собираясь уходить домой. Но вот опять вышел первый акын, и все, даже те, кто собирался уходить, забыли обо всем. Сильный, звучный голос то взмывал к небу, то ястребом падал вниз, то убаюкивал, как колыбельная. Первые редкие капельки дождя уже сменились настоящим ливнем, насквозь промочив зрителей, а акын все пел, будто соревнуясь со стихией, пел, пока, казалось, не излил всю свою душу. И только тогда все очнулись, начали расходиться.
Тунук заметила одиноко идущего по улице Нура. Он шел, опустив голову, глубоко задумавшись о чем-то. Подружки незаметно прошмыгнули рядом с ним и побежали по лужам домой.
Мать уже легла спать. Услышав шаги, зажгла лампу, открыла дверь:
— Это ты, Тунук? Что так поздно?
— Концерт только кончился.
— Как же вы под дождем-то сидели? — удивилась мать. — Такая гроза была!
Тунук сбросила платье, выжав хорошенько, повесила сушиться. А потом забралась в постель к матери, прижалась к ней.