– Подсудимая отрицала обвинения? – спросил Эйб.
– Нет. Она спросила только, кто отправил жалобу, и я сообщила, что звонок был анонимным. Я сама не знала. А на следующее утро мне позвонила подруга, та, которая забирала Генри из лагеря.
– Правда? И что она сказала?
– Она была расстроена, так как только что крупно поссорилась с подсудимой.
– Это было утром в день взрыва? – спросил Эйб, подходя ближе.
– Да. Она сказала, что Элизабет обвинила ее в жалобе в Службу защиты детей и очень разозлилась. Она попросила меня рассказать, кто стоял за заявлением, чтобы Элизабет убедилась, что это не она.
– И что вы ответили?
– Я объяснила, что это невозможно, так как звонок был анонимным, – сказала Хейтс. – Она еще сильнее расстроилась и выразила уверенность в том, что это демонстранты. Она еще раз сказала, что Элизабет очень злится, и лучше бы она со мной вообще не говорила. Она сказала, цитата: «Она так зла, что готова меня убить».
– Детектив Хейтс, – сказал Эйб, – установили ли вы с тех пор личность этой подруги, которая позвонила вам утром в день взрыва и сказала, что подсудимая, цитата: «так зла, что готова меня убить»?
– Да. Я узнала ее на фотографиях из морга.
– И кто же это?
– Китт Козловски, – ответила детектив Хейтс, глядя прямо на Элизабет.
Китт и Элизабет были даже не как подруги, а как сестры. Не в том смысле, что они были ближе, чем могут быть просто подруги, а в том, что они бы не выбрали друг друга в качестве подруг, но раз жизнь свела их вместе, надо учиться сосуществовать. Они встретились потому, что их сыновьям диагностировали аутизм в один и тот же день в одном и том же месте, шесть лет назад, в больнице Джорджтауна. Элизабет ждала результатов тестирования Генри, когда какая-то женщина рядом сказала: «Словно ждешь казни, правда?» Элизабет не ответила, а женщина продолжила: «Не понимаю, как мужчины сейчас могут думать о работе». И выразительно взглянула на Виктора и еще одного мужчину, видимо, собственного мужа, которые оба работали на ноутбуках. Элизабет сухо улыбнулась и взяла журнал. Женщина продолжала болтать о своем сыне, что ему почти четыре, скоро день рождения, она готовит пирог Барни, он обожает Барни, одержимость, он еще не говорит (может, потому, что не успевает вставить слова?), но это, возможно, оттого, что он младший, у нее еще четверо детей, все девочки, болтают без умолку (видимо, это наследственное), вы же знаете, какие бывают девочки, и т. д., и т. п. Женщина – Китт, как Кит-Кат, только с двумя «т», так она представилась в начале своего монолога, – не столько стремилась к общению, сколько выливала поток слов, не обращая внимание на отсутствие реакции со стороны Элизабет. Она умолкла только после слов медсестры, позвавшей родителей Генри Уорда.