– Да, я нашла это под кухонной мойкой у подсудимой. Это книга про «Чудесную минеральную добавку», инструкция по использованию последней причуды против аутизма, где нужно смешивать хлорит натрия с кислотой, которая как раз в этих двух бутылочках, чтобы получить диоксид хлора, – она посмотрела на присяжных. – Это отбеливатель. Смесь надо принимать внутрь, иными словами, пить отбеливатель, восемь раз в день.
– И подсудимая проделывала это со своим сыном? – спросил Эйб с возмущенным выражением на лице.
– Да, последнюю неделю до смерти. Она отметила в табличке в книге, что он плакал, у него болел живот и поднималась температура, тридцать девять и четыре, и его четыре раза рвало.
– Подсудимая записывала эти детали, как если бы ставила эксперимент на крысах?
Шеннон опротестовала вопрос, судья принял протест и велел только придерживаться фактов, но она увидела выражение на лицах присяжных: отвращение, ужас, мысли о садистских врачах-нацистах, пытающих узников, и это расходилось с ее собственными воспоминаниями: как она держала Генри, говорила ему, что все будет хорошо, как тяжело было разглядеть цифры на термометре, когда руки дрожали, а глаза застилали слезы.
– Это соответствовало показаниям Китт. Судя по всему, Элизабет сказала, что сейчас ей придется прервать курс добавки, потому что Генри от нее слишком плохо, а она не хочет, чтобы он пропускал занятия в лагере, но после лагеря она его продолжит, вместе с хелированием. Тогда ему могло стать сколь угодно плохо, и это бы не имело значения.
– «Сколь угодно плохо, и это бы не имело значения», – повторил Эйб с застывшим взглядом, словно он представил себе страдания Генри, а потом покачал головой. Китт в свое время сделала то же самое: покачала головой и повторила слова Элизабет, только возмущенным тоном. «Сколь угодно плохо, и это не будет иметь значения? Ты сама себя слышишь? У него все прекрасно. Зачем ты вообще делаешь всю эту ерунду?», – сказала Китт тогда вместо того, чтобы высказать обычные конфетные комментарии, из-за чего Элизабет разозлилась, и они сильно поссорились всего за десять часов до смерти Китт.
Это было не первое острое высказывание Китт в адрес Элизабет. Впервые Китт высказалась так на том памятном собрании мам аутистов, когда невролог из Джорджтауна повторно протестировал Генри и объявил, что «он более не соответствует критериям РАС». В праздничные стаканчики с разноцветными надписями «Ура!» разлили шампанское, все чокались, кто-то плакал – и не обязательно от радости. Она по собственным неконтролируемым слезам от чтения историй в стиле «мой сын чудесным образом излечился от аутизма» знала, что слезы исходят от смеси отчаяния («Чьему-то ребенку стало лучше, почему не моему?») и надежды («Чьему-то ребенку стало лучше, значит, и моему может стать»).