Мэри была одета так, как всегда одевалась в его снах: красный сарафан, в котором она была во время их последней встречи прошлым летом, на свое семнадцатилетие. Как и во всех его снах, Мэтт сказал, что она обворожительна, и поцеловал ее. Сначала осторожно, лишь коснулся губами ее сжатых губ, потом сильнее, посасывая ее нижнюю губу, втягивая в себя ее пухлость, сжимая между собственными губами. Он приспустил тонкие бретельки, коснулся ее груди, почувствовал, как обретают твердость податливые соски. В этот момент он во сне всегда понимает, что это только сон, что только во сне его пальцы могут что-то почувствовать.
В реальности же он притворялся, что не обратил на платье внимания. В среду перед взрывом он пошел к ручью в обычное время (20:15), она сидела на бревне с зажженной сигаретой в одной руке и пластиковым стаканчиком в другой, ссутулившись, как старуха после долгого, тяжелого дня. Ее одиночество было заразно, ему захотелось ее обнять, заменить отчаяние чем-нибудь, чем угодно. Но вместо этого он сел и сказал: «Привет», вкладывая в голос легкость, которой на самом деле не ощущал.
– Присоединяйся, – сказала она, протягивая ему еще один стаканчик с прозрачной жидкостью.
– Что это? – спросил он, но не успел договорить, как почувствовал запах и рассмеялся. – Персиковый шнапс? Да ты шутишь. Я лет десять такого не пил, – этот напиток любила его подружка в университете. Он вернул стаканчик. – Я не могу это принять. Тебе еще пять лет до возраста, когда разрешено пить.
– На самом деле, четыре. У меня сегодня день рождения, – она подтолкнула к нему стаканчик.
– Вау. Что же ты не празднуешь с друзьями? – спросил он, не зная наверняка, что уместно сказать.
– Я приглашала пару человек с курсов, но они заняты, – ответила она и, наверное, заметила жалость у него во взгляде, потому что пожала плечами и продолжила с наигранным весельем: – да ладно, я здесь, ты тоже. Давай, выпей со мной. Один раз. Не могу же я пить в одиночестве в свой день рождения. Это дурная примета, что-то такое.
Глупость. Но ее взгляд, то, как губы растянулись в широкую улыбку, обнажив оба ряда зубов, а глаза были припухшими и блестели, словно она плакала, напомнили ему о детском пазле, где нужно соединить две половинки лица, и ребенок соединяет грустный лоб с веселым ртом. Он посмотрел на ее натянутую улыбку, смесь надежды и мольбы в приподнятых бровях, и взял стаканчик.