Самыми проблемными были солдаты из глубинки Средней Азии: они плохо знали русский, но постепенно выучили его и адаптировались. Я расскажу об одном из них. Я запомнил его имя. Это был знаменитый на всю часть Кадыров Абды. Он не понимал никого и ничего, и его самого не всегда понимали даже носители тюркских языков. У него был какой то особенный диалект. Его с трудом понимал Юсупов, студент-востоковед из Ташкента. Он вообще был полиглотом и знал шесть языков. Мы с ним дружили. Кстати, очень было смешно, когда полуграмотные русские сержанты и лейтенанты называли Юсупова чуркой.
Было такое ощущение, что Кадыров с другой планеты. В первый же день, когда мы еще только прибыли из Тбилиси и стояли на плацу в гражданской одежде, я заметил, что этот парень ничего не соображает и очень нервничает. Старший лейтенант Белоус делал перекличку и, когда добрался до Кадырова, несколько раз повторил его фамилию, потом подошел к нему и закричал прямо в лицо:
– Кадыров! Ты или не ты, твою мать?!
Кадыров вздрогнул и так заехал офицеру по чайнику, что тот сам свалился, а фуражка на секунду повисла в воздухе. Кадырова тут же скрутили и куда-то повели. Не знаю, чем это все могло закончиться, но ему помог Юсупов: он перевел, что Кадыров просто принял это за агрессию и испугался – он не понимает русского языка.
Вообще русские люди какие-то странные. У меня есть подруга – армянка из Персии. Так она кроме родного знает английский, персидский и французский. Ну не жил человек в СССР, как большинство армян, и не знает русского. Так ее в Москве на паспорт-контроле унизили до слез. Не могли понять, как это армянка с фамилией на «-ян» не знает русского. Наверное, у всех многочисленных народов именно такие мозги.
Бедного Кадырова посадили на гауптвахту на несколько дней. Не знаю, что там с ним сделали, но когда его отпустили, он каялся, и как только видел Белоуса, которому врезал, сразу кланялся и бежал пожимать ему руку. Белоус успокаивал его:
– Ну все, все, Кадыров, я тебя уже простил, отстань.
Кадыров был славным и забавным. Он, когда приходило время, садился на намаз, и никакое атеистическое воспитание на него не действовало. Когда на учениях стреляли пушки, он прятался под грузовиком и кричал: «Шайтан! Шайтан!» В общем, это была умора. Я даже думал, он симулирует, чтобы комиссоваться.
Но так или иначе, дело дошло до присяги.
Это был праздничный день. Ко всем приехали родители, даже с Дальнего Востока и из Москвы. Вся воинская часть была выдраена-выбелена-вылизана. Из Тбилиси пригнали духовой оркестр. Прилетел на вертолете командующий Закавказским военным округом. Я ждал, что наши тоже приедут. И вот мы подшиваемся и бреемся, строимся и репетируем. Слышу, командиру дивизии докладывают: