А пока, приходится смириться с реальностью: «Что же? Израиль, чего искал, того не получил, избранные же получили, а прочие ожесточились», – утешаясь, что свершилось «как написано»: «Бог дал им дух усыпления, глаза, которые не видят, и уши, которыми не слышат, даже до сего дня» (11:8), дополнив подходящим высказыванием Давида.
Но результат: разделённость рода Израильского, с которым Павел, фактически, смирился. Ибо такова воля Божия. Но надежда всё же и здесь его не оставляет. И он вспоминает о ревности, которую может внушить Бог иудеям: «Итак спрашиваю: неужели они преткнулись, чтобы совсем пасть? Никак. Но от их падения спасение язычникам, чтобы возбудить в них ревность. Если же падение их – богатство миру, и оскудение их – богатство язычникам, то тем более полнота их» (11:11–12).
Но тем самым, он оправдывает своё служение язычникам, ибо, по сути, он спасает иудеев, то есть он – спасатель, а не отступник. И Павел, впервые обращаясь к собеседникам из язычников, прямо об этом заявляет: «Вам говорю, язычникам. Как апостол язычников, я прославляю служение мое. Не возбужу ли ревность в сродниках моих по плоти и не спасу ли некоторых их них?» (11:13–14), Интересно, как восприняли это язычники, узнав, что они лишь средство для спасения иудеев? Пусть даже потенциальных братьев во Христе.
Павел не задумывался о возможной их реакции? Или он говорил уже не для внешней аудитории, но убеждал самого себя? Впечатление именно такое.
Но построение техники оправдания продолжается: «Ибо если отвержение их – примирение мира. То что будет принятие, как не жизнь из мертвых? Если начаток свят, то и целое; и если корень свят, то и ветви» (11:15–16). И забыв своё недавнее обращение к язычникам, развивает мысль об особом статусе иудеев, «начатка» иудейского, предостерегая язычников от восгордения пред Израилем: «Если же некоторые из ветвей отломились, а ты, дикая маслина, привился на место их и стал общником корня и сока маслины, то не превозносись перед ветвями. Если же превозносишься, то вспомни, что не ты корень держишь, но корень тебя» (11:17–18). Павел не счел нужным вспоминать своё обычное требование по охранению единства общины, но делает ударение на особенности «корней», забыв, что плоды снимают всё же с ветвей, а корни остаются лишь остатком погибшего дерева.
Но ему важно убедить самого себя: «Скажешь: «ветви отломились, чтобы привиться». Хорошо. Они отломились неверием, а ты держишься верою: не гордись, но бойся. Ибо если Бог не пощадил природных ветвей, то смотри, пощадит ли и тебя». Т. е. строгость бога и здесь не неизбирательна: гордость в вере язычников уравнивается, по сути, неверию иудея. Бог всё же не забыл Ветхий Завет.