Многие годы Брамс жил по строго определенному распорядку. Обычно он гастролировал не больше трех месяцев в году. Весну он проводил на лоне природы, обдумывая новые замыслы. В летнее время он окончательно оформлял свои творения. Так были написаны все четыре его симфонии. Ни одна из них не повторяет другую. В этом Брамс пошел по пути Бетховена.
В конце января 1874 года Брамс выступал с концертами в Лейпциге. Там он вновь встретил свою бывшую венскую ученицу — баронессу Элизабет фон Штокхаузен. Десять лет назад он неожиданно бросил с ней заниматься. Друзьям объяснил, что боится «наделать глупостей» и без ума влюбиться в эту одаренную, красивую и умную девушку. Элизабет давно уже была замужем за композитором Генрихом фон Герцогенбергом, которого Брамс очень уважал. Теперь Брамс понимал, что его свободе и независимости ничто не угрожает, и мог снова влюбиться в нее. Но эта влюбленность была скорее платонической.
Надо сказать, что финансовое положение композитора к этому времени настолько укрепилось, что он мог спокойно посвятить себя только творчеству. Он, наконец, закончил Квартет до-минор, который начинал еще в доме Шумана. Это произведение стало выражением внутренней борьбы между любовью к Кларе и верностью Шуману. Кроме того, к этому времени начала вызревать его Первая симфония.
Свои крупные симфонические сочинения Брамс писал уже во всеоружии мастерства, когда сложились самобытные черты его стиля, типичный для него круг образов. Все четыре симфонии, при всем их различии, объединяет общность устремлений композитора — стремление сохранить основы классического симфонизма. Он противопоставлял это начинающемуся в последние десятилетия XIX века кризису монументальных жанров. И в симфониях Брамса монументальность замыслов, широта масштабов, которые были связаны с опорой на бетховенские традиции, своеобразно сочетались с субъективным, «камерным» содержанием музыкальных образов.
Замыслы симфоний Брамс вынашивал десятилетиями. Очень тщательно все обдумывал, выверял. Композитор поставил перед собой грандиозную задачу — возродить классическую симфонию, доказать животворную силу этих традиций. Она была особенно трудна потому, что крупнейшие художники второй половины XIX века Вагнер, Лист, Берлиоз считали, что этот жанр исчерпал себя, что симфония в том виде, как была представлена в творчестве венских классиков, больше развиваться не может. На смену симфонии они выдвинули принципы романтической поэмы, формы которой вырастали из конкретного программного замысла.
Брамс также стремился сделать свою музыку содержательной, но был противником программности в толковании Листа и Берлиоза. Он не хотел в угоду избранному литературному сюжету нарушать логику музыкального развития, потому что в этой логике искал средства для более объективного отражения жизни.