Она говорит, продолжая медленно ехать вперед.
– Мне жаль, что твой отец всё это продал. Это настоящее сокровище.
– Ага, – я щурюсь от лучей солнца, пробивающихся сквозь кроны деревьев.
– Ну так… Почему бы тебе не съездить к ней?
Вопрос тяжелый. Ответ еще тяжелее. Но здесь, рядом с ней, я почему-то чувствую себя в безопасности. И я всё еще на волне адреналина. Мне кажется, что я могу делать что угодно, даже говорить о Хэтти.
– Мои родители решили поместить ее в дом престарелых не просто так. Она то и дело паковала все свои вещи, свою одежду, картины – она всегда снимала картины со всех стен, складывала их в пикап и уезжала в случайном направлении. Мы искали ее часами. Она оставляла включенными газ, воду. Как-то затопила ванную. Загружала одеждой стиральную машину, но не включала ее. А если вспоминала, что надо включить, потом забывала развесить на просушку. К тому времени, как мы до нее добирались, одежда покрывалась плесенью. Она больше не могла о себе заботиться.
– Представляю, как тяжело было это видеть.
Я киваю, глядя на проносящиеся мимо деревья.
– Я помню свой последний разговор с ней. Она попросила меня сходить к ней комнату и принести одеяло, потому что она замерзла. Она велела мне взять голубое одеяло из шкафа, а не то, что лежит на постели, потому что там спит ребенок. – Я смотрю на Оливию и качаю головой. – Я проверила ее кровать, и, конечно, там не было никакого ребенка. Я вернулась к ней и спросила, о ком она говорит, и она ответила: «О малышке Куинн».
Ливви ежится.
– Я сказала: «Так Куинн – это я», а она такая: «Да, я знаю, что ты Куинн». Она выглядела такой растерянной. Я пошла за одеялом, а когда вернулась, она спросила меня, не разбудила ли я малышку, – я прикусываю губу. – Это было уже слишком. Я не могу даже представить, какая она теперь.
– У меня никогда такого не было, – честно признается Ливви, – и я не могу притворяться, что понимаю, как тебе тяжело, но одно я знаю наверняка: ты больше не можешь это откладывать.
– Я знаю, – отвечаю я. – Но как будто чем дольше я жду, тем тяжелее становится, потому что я знаю – она злится на меня за то, что я не приезжаю ее навестить.
– Лучше съездить к ней, пока она злится, чем упустить возможность вообще когда-нибудь ее снова увидеть. – Ливви смотрит на меня, потом снова на тропу. – Кроме того, если ты расскажешь ей, что твой отец продает ее землю, может, она сможет его остановить.
Я смотрю на нее округлившимися глазами.
Она с улыбкой пожимает плечами.
– Знаешь, я надрала бы своему сыну задницу, если бы он только попытался продать что-то настолько же красивое, принадлежащее мне.