Мы показали, что они в равной мере плодовиты и разнообразны, и добавлять что-либо к сказанному считаем излишним.
Г-н Дега.
Какие слова найти для этого глубоко парижского художника, в каждом произведении которого чувствуется не только умелый рисовальщик и опытный колорист, но и столь же талантливый литератор и философ?
Одним своим штрихом он говорит о себе больше и быстрее, чем о нем скажут другие, потому что произведения его неизменно искренни, утонченны и остроумны. Он не пытается убедить зрителей, будто он непосредствен, — этим качеством он не обладает: напротив, он повсюду блещет своим изумительным мастерством; благодаря своей изобретательности, такой покоряющей и такой неповторимой, он размещает свои персонажи настолько неожиданным и в то же время забавным образом, что всегда кажется естественным и непринужденным. Кстати, г-н Дега больше всего ненавидит всякое романтическое опьянение, всякую подмену жизни мечтой, одним словом, театральный плюмаж. Он — наблюдатель, он никогда не стремится к преувеличениям, и эффект неизменно достигается у него за счет самой натуры, а не утрировки ее. Именно это и делает его неповторимым историком той жизни, сцены которой он нам показывает.
Если вы посмотрели его пастели, изображающие «дам из кордебалета», вам уже нет нужды ехать в Оперу. Его этюды «Кафе-концертов» производят на вас более сильное впечатление, чем сами эти заведения, потому что художник обладает мастерством и талантом, которого лишены вы. Среди этих «Кафе-концертов» есть один подлинно замечательный — тот, где изображена женщина в красном платье. С каким мастерством написаны женщины в глубине, одетые в муслиновые платья и прикрывающиеся веерами, или внимательные зрители на первом плане! Как они подняли головы и вытянули шеи, упиваясь грубой песенкой, сдобренной вульгарными жестами! Вы чувствуете, какое охрипшее от алкоголя контральто у этой певицы? Это же идеал публики! Как тщательно будет потом разучивать в тиши будуара эти интонации и эти жесты какая-нибудь хорошенькая маркиза, которой хочется, чтобы подруги аплодировали, когда она споет им: «Но я ведь женщина, не кукла».
Жест певицы, наклонившейся к публике, совершенно неповторим: такое движение может быть подсказано только успехом. Эта женщина отнюдь не то, что актеры именуют «тихоней»; нет, она задирает зрителя, провоцирует его, зная, что он подчинится желаниям ее, как деспот подчиняется желаниям наложницы, умеющей играть на его пороках.
А вот женщины, стоящие вечером у дверей кафе. Та из них, что щелкает ногтем по зубам, словно приговаривая: «Я еще и не такое могу!», — настоящая поэма. Другая оперлась о стол своей большой рукой в перчатке. В глубине виден бульвар, где толпа уже начинает редеть. Это тоже чрезвычайно интересная страница истории. Маленькая танцовщица с букетом, хористки, балерины в голубых пачках — все это шедевры, на которые трудно вдоволь насмотреться.