Предпочту, однако, чтобы Вы ограничились тем, что у Вас есть: там много такого, чего публика совсем или почти не видела. Кроме того, на мой взгляд, нам гораздо важнее устраивать небольшие выставки, где показывается немного картин. Мне думается, что, выставляя слишком много больших фигур, мы создаем у зрителя впечатление, что писать их легко, и они перестают казаться ему редкостью. В этом обычно упрекают импрессионистов, которые выставляются слишком часто. Можно подумать, что они пекут картины, как блины. А это производит или позднее произведет очень дурное впечатление.
Вы видели мой большой вид Лувесьенна, торс, написанный два года тому назад в Маганьоске, и еще всякую всячину, которой, по-моему, вполне достаточно.
Буду Вам признателен, если Вы пришлете мне тысячу франков, но с этим дело терпит. Нельзя медлить с другим — с этими чертовыми страховками «Фемиды» и «Севера», о которых я вечно забываю. Вы, вероятно, уже получили мою телеграмму по этому поводу, и я рассчитываю, что Вы любезно поможете мне расплатиться.
102
Ле Канне,
12 февраля 1903 г.
Дорогой Дюран-Рюэль,
Я обосновался в Канне, где с самого приезда стоит замечательная погода; тем не менее я непрерывно кашляю и никак не отделаюсь от небольшого гриппа. Это пустяки, но они все-таки мешают работать. Надеюсь, что через несколько дней эти маленькие недомогания, а они действительно несерьезны, уже пройдут.
Забыл дать Вам что-нибудь для распродажи Виньона. Буду Вам весьма обязан, если Вы выберете какую-нибудь головку из той массы небольших полотен, что я Вам дал, выкупите ее и занесете на мой счет. Проследите, чтобы в смысле цены это было не меньше, чем дадут остальные.
Поскольку здесь ничего не происходит, могу сообщить Вам только одно — все чувствуют себя превосходно. Надеюсь, Вы напишете о себе — это доставит мне большую радость. Желаю всем Вашим всяческих удач.
106
Кань,
18 апреля 1903 г.
Дорогой Дюран-Рюэль,
Не представляю себе, у кого может быть 30 полотен. Столько нет даже у Вио и Галлимара, а ведь их собрания — самые крупные. Остается только зять де Беллио. Ничего другого придумать не могу. Сам я столько собрать не в состоянии, если не считать всякую мелочь, которой не стоит заниматься. Если найду такого человека, немедленно напишу.
109
[Кань,]
24 ноября 1903 г.
Дорогой Дюран-Рюэль,
Мне ничего не показали, и я не могу ответить, мои ли это картины. По фотографиям, часто неудачным, решить это невозможно, но я, во всяком случае, не узнаю ни «Арабскую женщину», ни «Кафе». Торчу здесь скрепя сердце — мне хотелось бы посмотреть своими глазами. Может быть, я и вернусь в Париж. Нужно положить этому конец, иначе мы оба — и Вы, и я — разоримся.