Доверитель с неукротимостью своего темперамента решительно во всем, не задумываясь о последствиях, опротестовал в Париже самый крупный из векселей, которыми снабдил своего поверенного. Гиршель, не успев ничего сделать, вернулся в Берлин. Естественно, он был обижен и требовал возмещения понесенных расходов, грозил жаловаться. Вольтер, чтобы избежать опасной огласки, решил удовлетворить его претензии и купил у Гиршеля бриллианты, которые тот давал ему напрокат для спектакля «Спасенный Рим». Оценив камни у ювелира, перед тем как приобрести их, заплатил достаточно дорого, чтобы возместить своему агенту и путевые издержки, потраченное время и труды.
Все было бы кончено, и никто, особенно король, ничего не узнал бы об этой истории, если бы через несколько дней Вольтер, пожалев о своей покупке, не потребовал от Гиршеля еще драгоценностей и отказался за них заплатить, утверждая, что стоимость этих камней покрывают 30 тысяч талеров, отданных за бриллианты Цицерона. Затем он зашел еще дальше, потребовав, чтобы его противник взял все драгоценности обратно, вернув все полученные деньги, «забыв» о возмещении расходов на поездку в Дрезден. Такова принятая версия. Насколько она верна?
Каждый настаивал на своей правоте. Гиршель — на том, что бриллианты Цицерона перед покупкой были оценены, и возмещении путевых издержек. Вольтер — на том, что оценка была завышенной и его противник пытался обмануть его, выполняя поручение с саксонскими бумагами.
Разыгралась бурная сцена. Говорили даже, что философ схватил негоцианта за горло. Во всяком случае, доверитель подал на поверенного в суд. Дело оказалось очень сложным и запутанным. По одной версии — 8-го, по другой — 26 февраля 1751 года оно кончилось словно бы победой Вольтера, хотя и Гиршель не слишком пострадал. Истец получил обратно все свои векселя и сумму, только на 10 тысяч талеров меньше, чем требовал, ответчик — почти все свои драгоценности и эту сумму.
Однако если отвлечься от судебного приговора, победа оказалась пирровой. Хотя суд и не разбирал вопроса о запрещенной покупке саксонских свидетельств, король о попытке Вольтера нарушить его приказ узнал и очень рассердился. И главное… Гений, философ, поэт оказался спекулянтом, человеком нечестным в расчетах, сутягой, ниже Гиршеля, а евреи — нетрудно догадаться — не пользовались тогда в Пруссии особым уважением… Вольтер, заявил король, опозорил себя постыдным процессом. И речи быть не могло о продолжении их дружбы!
Однако и общественное мнение было против Вольтера. Отрицательно об этой компрометирующей великого человека истории, будучи хорошо осведомлен, высказался будущий знаменитый немецкий просветитель Готгольд Эфраим Лессинг. Тогда ему было всего двадцать два года, и голодающего студента секретарь Вольтера, Ришье, порекомендовал патрону для перевода на немецкий язык требуемых судом деловых бумаг.