Л. С. Гордон приводит, опираясь на источники, обвинения, которые с невероятной яростью Вольтер на протяжении многих лет возводил на Лабомеля. На самом деле тот был значительно больше его союзником, нежели противником. А если и подверг позже критике «Век Людовика XIV», то с позиций более радикальных и с явной пользой для автора указал на неточности.
Без всяких оснований Вольтер в письме к Руссо от 30 августа 1755 года называет Лабомеля «плагиатором» только за то, что тот после изданий самого Вольтера (Гордон называет одно — берлинское, было еще и второе — лейпцигское) опубликовал его знаменитый труд со своими примечаниями. В них-то и было все дело. Если верить Вольтеру, в примечаниях «самое грязное невежество изрыгает самую гнусную клевету».
Позже с такой же яростью и такой же несправедливостью он обрушивается на Лабомеля в полемической статье «О литературной честности». А в «свирепом» (Гордон) «Письме автора «Литературной честности» негодует по поводу опубликованных Лабомелем «Мемуаров мадам де Ментенон».
Пристрастность и предвзятость отношения Вольтера к Лабомелю, как убедительно доказывает исследователь, ясны уже из надписи, сделанной автором на обороте шмуцтитула франкфуртского издания «Век Людовика XIV» 1753 года. Это и было то криминальное издание, за которое Вольтер обозвал Лабомеля «плагиатором», хотя тот ничего не присвоил, честно указал автора книги на том же шмуцтитуле, не допустил ни малейших искажений самого текста, а только снабдил его своими примечаниями и предисловием, опять-таки не невежественными и не клеветническими, а, напротив, содержавшими указания на фактические ошибки и критику самого понятия «век Людовика XIV» («Какие народы Людовик XIV извлек из рабства, из варварства или из нищеты?»).
Вот текст надписи Вольтера на франкфуртском издании, неоспоримо доказывающий, как ни больно это признать, что по его вине тот, кого он неверно считал своим противником, очень дорого заплатил за разумную и полезную критику: «…издание выпущено негодяем по имени Лабомель, изгнанным из Женевы и Копенгагена. А при возвращении в Париж был заключен в Бисетр за это самое издание, которое он наполнил самой свирепой и самой нелепой клеветой».
Л. С. Гордон не приводит других доказательств, что Вольтер принял все меры, чтобы мнимый клеветник оказался в тюрьме (кстати — вопреки надписи — Лабомель отсидел полгода не в Бисетре, месте заключения воров и проституток). Но, несмотря на только что указанную неточность, сама надпись очень убедительно подтверждает версию исследователя.