Чтобы отомстить Вольтеру, Мари Луиза увезла с собой и нежно любимую приемную дочь Вольтера Мари Корнель-Дюпюи и ее мужа. Пусть больной старик останется одиноким, брошенным самыми близкими! По свидетельству Ваньера, 1 марта, 1768 года Ферне покинули семь человек. И как?! Тайком, даже не попрощавшись с хозяином…
Слухи распространялись тогда, несмотря на отсутствие телеграфа, радио, авиации, даже поездов и автомобилей, не медленнее, чем теперь. В Женеве, Дижоне, Париже быстро узнали о перевороте в «королевстве фернейском». Племянница отторгнута и покинула замок, «дофин» выброшен чуть ли не на большую дорогу. «Чем это вызвано?» — спрашивали все.
Недоумение объяснялось тем, что одной из самых благородных черт Вольтера была неизменная забота о сохранении чести других. Чтобы оправдать мадам Дени, он уверял всех, кто соглашался слушать, — она даже не знала о воровстве. Между тем была украдена не только «Война в Женеве», но и рукопись, несравненно более опасная. «Мемуары». Именно тогда одна копия и попала в руки Лагарпа, и без участия Мари Луизы это тем более бы не удалось.
К счастью, блистательное сочинение в то время ни издать, ни продать для распространения в списках было нельзя.
Зато был пущен клеветнический слух, что автор якобы инсценировал кражу, чтобы иметь возможность преследовать невиновных. Как это чудовищно звучит после письма Вольтера о страданиях от вызванной в припадке гнева им самим, но от этого не менее тяжелой разлуки о женщиной, которая не стоила его любви, а он ее любил!
Вольтер проявил еще более благородства, не только отрицая соучастие мадам Дени в похищении рукописей, но и объясняя отъезд племянницы угрозой ее здоровью. Писал герцогу де Ришелье: «Климат Ферне вреден для мадам Дени, врача, который мог бы ее вылечить, здесь больше нет…» В том же письме выдвигал и деловой мотив: «Двадцать лет моей разлуки с Парижем не устроили, а расстроили мою фортуну…» Пытался уговорить Ришелье и других — мадам Дени поехала в Париж и для того, чтобы взыскать долги с неисправных плательщиков, хотя сам герцог к ним принадлежал.
И то и другое было благородными выдумками. Здоровью мадам Дени климат Ферне нисколько не вредил. Что же касается взыскания долгов Вольтеру, кто мог поверить, что она способна выполнить подобное поручение? Все знали, что его племянница отличалась алчностью, но отнюдь не умением распоряжаться деньгами. Она охотно брала их, но либо тратила самым неразумным и нелепым образом, либо прятала чуть ли не в чулок, не как светская дама, но как крестьянка. Посылать мадам Дени взыскивать долги, рассчитывая к тому же получить их самому, было лишено смысла. К тому же надеяться, что ей или кому-либо иному удастся добыть хотя бы десять ливров от столь же прижимистого, сколь великолепного, герцога де Ришелье, Вольтер, превосходно знавший эту черту друга, никак не мог.