Мы с моим волком огорчены, но удивления нет: не находится в стаде больных или увечных животных — легкой добычи для стаи.
Вдруг чуем чужака. Волк. Матерый. А силы у него — много больше, чем стоило ожидать. С подветренной стороны сидит, тоже поглядывая на оленей. У него темные, почти черные глаза и серая жесткая со светлыми подпалинами шерсть. Тоже нас замечает.
Мы рычим: чужак все-таки. Посмел зайти на наши владения. Волк встает и движется к нам. Хвост поджать матерый не спешит. Уходить тоже не хочет, а с Китаном драку завязывает. Мой волк выступает вперед, защищая меня. Они скалятся и кружат друг около друга. Оба крупные, закаленные в битвах. Я против чужака выступить не могу — не моя схватка. Делаю вид, будто прячусь под защиту своего волка. А на самом деле, закрываю любимому горло. Одичалый самец не станет нападать на меня.
Но в пылу схватки не чужак, а Китан падает навзничь. Я скулю, подзывая его встать, и лижу его морду. Но все бестолку: мой волк умирает.
Ощущаю ненависть к матерому, не весть как забредшего сюда.
И я чувствую странный запах: крупный страшный самец пахнет, ни как должен, а как человек. Как Ларре. И у зверя его лицо.
Я просыпаюсь в холодном поту. Странный, бессмысленный сон. И все-таки от бессилия мне хочется выть…
Дальше от него заснуть не могу. Похоже, теперь Ларре преследует меня и во снах, и наяву. Правду он говорит — не скрыться от него никуда.
Скоро просыпаются люди. Позавтракав, мои тюремщики решают отправиться в путь. Идут брать лошадей, что оставили местным. Но вместо нужного числа коней стоит меньше. Таррум гневается, хотя нам столько лошадей все равно не с руки.
Староста лишь руками разводит:
— Никто не верил, что вы вернетесь в том же составе, что и ушли.
— И что с лошадьми-то сделали? — злится норт.
— Да съели их… — спокойно сообщает местный житель. — Но только самых слабых, вы не подумайте. А лучшие вот они, здесь.
— Съели! — пораженно восклицает Таррум. Ему, живущему в сытости, тяжело представить, на что люди могут пойти, когда рядом — свежее мясо.
При виде меня кони беснуются. Еще бы — волчицу чуют. Некоторые гарцуют, другие — встают на дыбы.
— Пока снежно в санях поедешь. А потом — повозку возьмем, — обещает Аэдан.
Затем Лис окидывает меня задумчивым взглядом и говорит:
— Сейчас уж не скажешь, что рана когда-то была. А Саттар ведь метко стрелял. Даром, что говорят на вас, песьих детях, заживает все быстро.
— Я не собака, — скалюсь в ответ.
— Разумеется, нет, — ухмыляется поверенный норта. — Но человек от раны так скоро не отойдет, хоть и сперва тебе с ней помогали, — намекает Аэдан о колдовстве, что вывело меня из беспамятства. — Вроде только охотник тебя подстрелил, а уже скоро силы бежать были.