Отсчет времени до выступления главного войска пошел буквально на часы. 25 августа, «в восьмом часу дни» (редкий случай, когда указано точное время дня), был сказан «указ великого государя ратным людям» на Постельном крыльце. В нем содержалась ссылка на рассказ астраханца Гаврилы Епишева и опять объявлялось о немедленной отправке членов Государева двора на службу в полк боярина князя Юрия Алексеевича Долгорукого на Алатырь «со всею службою и з запасы… без мотчанья». Царь Алексей Михайлович распоряжался сам и велел «доложить себя, великого государя», о всех передвижениях войска. 26 августа грамоты о высылке служилых людей московских и других чинов, отсутствовавших в Москве, были отправлены в города из Разрядного приказа. 28 августа боярин князь Юрий Алексеевич Долгорукий был «у руки», где получил назначение быть «на службе с полком на Алатыре против вора и богоотступника и изменника донского казака Стеньки Разина».
В отосланном 18 сентября наказе из Разрядного приказа говорилось, что царь Алексей Михайлович «то свое государево и земское дело положил на нем, боярине и воеводе на князе Юрье Алексеевиче». Формула наказа о «государевом и земском деле», совпадавшая с вопросами, выносившимися на обсуждение земских соборов, показывала, какое значение придавалось войне с Разиным. Наказ о сборе в поход напоминал еще о прежних временах, когда основой армии была поместная дворянская конница: именно ей отдали преимущество, надеясь на дворянскую честь и службу. В отличие от регулярной армии, такому войску не надо было ничего платить, оно обязано было являться на службу по первому требованию с тем вооружением и теми людьми, какие были записаны в разборные десятни.
Сбор служилых людей в полк боярина князя Юрия Алексеевича Долгорукого (сменившего прежнего командующего кравчего князя Петра Семеновича Урусова) сопровождался такими трудностями, что потребовалось вмешательство царя Алексея Михайловича. По царскому указу в города и уезды были отосланы специальные «выбойщики» с царскими грамотами с прикрепленными «отворчатыми печатьми». Грамоты выдавались «для страху», чтобы произвести должное впечатление на медлящих с выходом на службу дворян. 23 сентября царь приказал главе Казанского дворца боярину князю Якову Никитичу Одоевскому еще немного «посрочить царедворцом к смотру» и провести его в Москве 25 сентября, при этом объявить о царском смотре московских чинов: «сказать им, что нынешняго ж месяца 30-е число изволит их смотрить великий государь». Именно участие царя в смотре должно было скорее мобилизовать для похода служилых людей.