Для многих в театре такое решение Телешевой показалось если не ошибочным, то в высшей степени спорным, потому что представить себе в этой сложной трагической роли актрису, чье амплуа до недавнего времени составляли гротесковые и комические персонажи, было категорически невозможно.
Но Елизавета Сергеевна была непреклонна. Она поверила в то, что Фанни, происходившая из купеческой семьи, должна была хорошо знать жизнь уже не существовавшего на тот момент в России сословия изнутри и потому прожить ее (роль) на сцене в образе Вассы убедительно.
Телешева не ошиблась.
О Раневской-Железновой в Москве заговорили.
Однако этому успеху, зная перфекционизм актрисы, предшествовала долгая и кропотливая работа над ролью.
«Вспоминая сейчас отдельные этапы работы, я вижу, что много занималась вульгарной социологией и недостаточно проникла в самую пьесу, где, как во всяком высоком произведении искусства, глубоко скрытая тенденция», – говорила впоследствии Раневская. Недоумевала, конечно, что давно прошедшая и забытая жизнь в Таганроге, о которой и вспоминать-то не особо хотелось, вдруг вернулась и предстала перед мысленным взором ярко и выпукло, словно было это все вчера.
Актриса представляла себе отца, вечно погруженного в свои дела, сосредоточенного и строгого.
Видела мать, посвятившую себя семье и детям, восторженную и нервную.
Наконец, задумывалась о девочке Фаине Фельдман, что унаследовала от своих родителей непреклонность и трепетность одновременно, отцовскую страсть и материнскую издерганность.
Роль Вассы Борисовны Железновой стала для Раневской своего рода погружением в мир шекспировских страстей и античной трагедии. Все, происходившее на сцене, совершалось на пределе эмоционального напряжения, на грани истерики, было объективным безумием, которое переживает русский человек в начале наступившего ХХ столетия.
Особенно сцена, а которой Васса предлагает своему мужу Сергею Петровичу покончить с собой, потрясала не только зрителей, но и всех, занятых в этом спектакле.
Васса. Подумай – тебе придётся сидеть в тюрьме, потом – весь город соберётся в суд смотреть на тебя, после того ты будешь долго умирать арестантом, каторжником, в позоре, в тоске – страшно и стыдно умирать будешь! А тут – сразу, без боли, без стыда. Сердце остановится, и – как уснёшь.
Железнов. Прочь… иди! Пускай судят. Всё равно.
Васса. А – дети? А – позор?
Железнов. В монастырь попрошусь. Пускай постригут. В схимники. Под землёй жить буду…
Васса. Глупости говоришь. Прими порошок!
Железнов. (встаёт). Не… не приму. Ничего от тебя не приму…