Семья уставилась на него, вытаращив глаза.
— Эт-то Семипал? — выдохнул Бен.
— Ну конечно же, Семипал, — проворчал дед. — И чего ты так буйствовал? Кис-кис-кис.
Мать подвела сына к раковине, намочила лоб и заставила выпить стакан воды.
— Призраков не существует. Ты вел себя очень глупо. Но я понимаю: нельзя не испугаться, сотворив такое злодеяние. Мне страшно и подумать об этом. Это немногим лучше, чем убить человека. Никогда бы не подумала, что мой сын способен на подобное. Дедушка был так добр к тебе.
— Я-я… так больше не буду… никогда, — всхлипывал дрожащий мальчик. — Я сожалею, я очень сожалею.
Бенджамина не выпороли, ибо муки совести были достаточно болезненны, однако он, бледный и серьезный, долго беседовал с дедушкой (на чьих коленях лежал Семипал) и матерью.
— Если ты когда-нибудь попытаешься сделать что-то подобное, я обойдусь с тобой сурово, очень сурово. Запомни это, — сказал Уиллмэн-старший.
— Согласна. Это ужасный поступок, за который следует жестоко наказать, если бы ты уже не раскаялся. Надеюсь, это больше не повторится.
— Я не буду, обещаю! — поклялся Бен.
За ужином Бенджамин налил полное блюдце молока и принес Семипалу. Часть даже пролилась по пути на вымытый кухонный пол, однако мать ничего не сказала. Кот с удовольствием вылакал блюдце; полный раскаяния, со следами слез на лице Бен и сидящий в кресле дедушка смотрели на него. А на полях работники укладывали последние снопы в фургоны. Небо на востоке алело закатом. Повсюду царили уют, спокойствие и тишина; мир не рухнул из-за вспышки гнева одного мальчика.
Дед положил руку ему на голову:
— Теперь ты будешь хорошим мальчиком, да, сынок?
— Да, сэр.
Бен опустился на колени и крепко обнял Семипала.
Перевод с английского Евгения Никитина.