Достоевский устами своих героев задает достойные вопросы и слышит достойный ответ: невинное страдание в мире несправедливо и не может быть оправдано. И для того и приходит Христос в мир, чтобы как Сын Божий испить эту чашу неправедного страдания, для того и существуют христиане, чтобы осушить слезы и принести исцеление. Не казуистический расчет преступлений и наказаний, а живая сострадательная любовь, принесенная Христом, – вот единственный путь осушения слез ребенка. Именно поэтому Достоевский – самый христоцентричный писатель во всей мировой литературе. Он готов оказаться даже против «математически доказанной истины», если эта истина будет против Христа.
С вопросом об искуплении страдания у Достоевского тесно связан вопрос о человеческом достоинстве. «Человек – это звучит гордо» – присказка множества писателей и мыслителей и до, и после Достоевского. Столь же многих можно найти и с формулой, что «Человек – это звучит низко». Иногда тот и другой тезис объединяются вместе, что ничтожный человек, отверженный, униженный и оскорбленный, может встать с колен и проявить истинно гордое, отважное и смелое в себе, доказать своё достоинство, поднятое из грязи и низости. Большая часть европейской литературы последних веков посвящена именно падению или восстанию человека. «Он жалок и грязен, но он тоже человек».
И только Достоевский поставил вопрос по-другому. А имеет ли человек достоинство в самой своей низости, гадости, подлости? Теряет ли он образ Божий, когда он пьяненький, перестает ли быть человеком в своей трусости, лжи и корысти? Является ли жалкий человек Человеком без трусливого «тоже»? Его князь Мышкин отвечает: «Да». Герой Достоевского утверждает в низком человеке доброе, даже когда оно перепутано с корыстным и гадким. Человек остается человеком не «несмотря на…». Он просто остается человеком. На эту предельную высоту подлинного гуманизма мог подняться только Достоевский, а в его лице – вся русская культура, пронизанная идеей освящающего человека божественного света, проникающего до самого дна ада.
Пасха не случайно оказалась в центре русского мировоззрения. Это не только радость о воскресении, о победе над смертью. Не случайно наша икона Воскресения – это «Сошествие во ад». Победа не над смертью одной, но над адом, над состоянием богооставленности и осужденности, восстановление человека из самого жалкого и разбитого состояния до достоинства образа и подобия Божия. Восстановление не механическое, не юридическое, но нравственное и благодатное.
Нравится кому-то или нет, но ни одна другая известная нам в истории цивилизация не предложила идеала высшего, нежели этот, не сопрягла человека даже в самой униженности его образа и Бога в Его небесном сиянии с такой полнотой. И свидетельство об этой идее, об этом учении – конечно, важнейшая историческая миссия русского народа, из глубин души которого и поднялась эта мысль.