Этот петровский псевдоморфоз русской культуры превратился в саднящую рану нашей национальной жизни. Каковая рана, впрочем, как у некоторых моллюсков, из слез своих соткала жемчужину. Идея возвращения к себе стала центральной для новой русской культуры от Пушкина и славянофилов, через Достоевского и Мусоргского. Однако оставшись русской культурной утопией, которая иногда оказывала благотворное влияние и на дела общественные, задача общенационального возвращения к самобытному строю русской жизни так и не была никогда поставлена как государственная. Вот уже три с половиной столетия Российское государство находится когда в холодной, а когда и в горячей войне с основами русской культуры и цивилизации. И это делает наше будущее весьма смутным.
Второе великое самоотчуждение – коммунистическая революция, перепахавшая весь строй исторической России Гражданской войной и голодом, раскулачиванием и террором, созданием индустрии через рабский труд и возвышением разума через разрушение церквей и убийство священников. Общемировая тяга к социальной справедливости и равенству в распределении богатств приняла в навязанной нам революции форму безумной иноземной теории, которая многих сделала беднее и почти никого – богаче. Зато уничтожила естественную социальную ткань русского общества и прервала реально реализовывавшуюся виттевско-столыпинскую модернизационную программу. Когда утопия рухнула, вместе с нею едва не прекратилась и вся общественная жизнь вообще, мы докатились до тотальной социальной аномии. Да и промышленные богатства, создаваемые каторжным трудом, оказались сами по себе нежизнеспособны, и скоро пропали разворованными и лишь малой толикой застряли в цепких когтях олигархов – завсегдатаев английских клубов.
ХХ век оказался для нас бездумным и бесполезным расточением народа вследствие отказа от продуманной естественной модели социального и экономического развития, и в ещё большей степени – вследствие торжества самого отчаянного национального нигилизма, когда торжествующая идеология объявила своим врагом уже не только русскую цивилизацию, но и русский народ как таковой, «народ угнетатель», «великодержавного держиморду». Административно-политические мероприятия направлялись на расчленение этого народа республиканскими границами. Социальные – на уничтожение его органической модели расселения «неперспективных» деревень, на затопление его сельскохозяйственных угодий. Культурные – на стирание значительной части его исторической памяти.
Разумеется, этому великому самоотчуждению тоже оказывалось отважное сопротивление, причём не только в белой эмиграции, но и в самой России – достаточно назвать имена Солженицына, Свиридова, писателей-деревенщиков, академика Шафаревича. В этом сопротивлении выработалась еще одна программа русской реставрации будущего – сбережение народа. Даже в тех малых толиках, в которых она реализуется в последние годы, она даёт огромные положительные результаты. Мы видим рост продолжительности жизни, падение пьянства, мы видим, как защищённое протекционистской политикой возвышается наше, казалось, вовсе умершее сельское хозяйство. Но до подлинно масштабной программы сбережения нам ещё очень далеко.