«Тетя Али вернулась во Францию только летом 1947 года, – вспоминает князь Михаил Романов. – Она встречалась с родными в конце июня в квартире Ноэла Кауарда на площади Вандом и была очень взволнована видеть близких после всех страданий, выпавших на их долю. Она привезла много подарков и была так заботлива, что не забыла даже капсулы пенициллина, которые невозможно было у нас достать. Это позволило отцу, больному туберкулезом, прожить до 1967 года».
Натали поехала и к Жану Кокто в Милли-ля-Форе. Пятнадцать лет разлуки превратили страсть в нежную, ничем не омрачаемую дружбу. Какое счастье снова увидеть друг друга! «Я чуть не упал в обморок; чуть не заплакал от радости…» – невероятная нежность читается в каждой строчке писем, которые они писали друг другу тогда[245]. «Твой приход (…) был словно вспышка света, – писал ей Кокто 9 июля 1947 года, – и мне было так приятно, что тебе понравился дом». Между ними воцарилось полное согласие, и вот что написала Натали на борту парохода «Королева Елизавета», увозящего ее обратно в Америку: «Я увожу с собой прекрасные, полные нежных чувств воспоминания о Милли, за что бесконечно тебе благодарна. Вот мой Жан из прошлого, настоящего и будущего, что я хотела тебе сказать. Напиши мне словечко, когда будет время, пусть эта нить не рвется. Я люблю тебя, ты это знаешь»[246].
Княжна все реже и реже появлялась в Европе. Иногда она сопровождала Джека Уилсона в Лондон, где они ходили на премьеры в Вест-Энде в надежде увидеть спектакль, который бы имел успех на Бродвее. По просьбе Александра Корда она приняла предложение стать «историческим консультантом» на съемках фильма «Анна Каренина» (1948) Жюльена Дювивье. Она ненадолго ездила и в Венецию, преображенную до неузнаваемости толпами туристов. 3 сентября 1951 года Натали появилась на костюмированном балу, признанном самым роскошным приемом века. Его устраивал Бестеги в своем жилище в Городе дожей. «Есть только два дома в мире, которые заслуживают этого названия, – любил он повторять, – палаццо Лабиа и дворец герцогини д’Альбе. Все остальное – просто здания!»
Сделавшись хозяином Лабиа в 1948 году, Бестеги со страстью взялся за реставрацию сорока комнат палаццо, что заняло три года. Он даже купил соседний дом, чтобы не портить вид. Мебель, принадлежавшая Казанове и лорду Байрону, бюсты, созданные по заказу Фуке для замка Во-ле-Виконт, хрустальные люстры, сделанные по его точным указаниям на Мурано, мастерски выполненные потолки в стиле английских замков, камины, отреставрированные по его собственным чертежам… Он по нескольку раз перекрашивал стены в комнатах, пока не нашел подходящего оттенка. Что же до бального зала, где проходил тот незабываемый прием, посвященный Венеции XVIII века, то он был украшен фресками объемного изображения работы Тьеполо, последнего великого мастера эпохи барокко. Натали, повидавшая много подобных празднеств, провела эту феерическую ночь, оставаясь равнодушной к общему веселью, хотя она даже объявляла имена вновь прибывших по просьбе Бестеги. Она выглядела отстраненной, словно мысленно находилась где-то в другом месте, несмотря на присутствие старых друзей – Мари-Лор де Ноай, Сесила Битона и Оливера Месселя. К их удивлению, княжне, похоже, не терпелось вернуться в Нью-Йорк. Но ведь и там она все же жила в окружении европейцев.