Шуры-муры на Калининском (Рождественская) - страница 113

— Я тебя понимаю, — только и смогла ответить Лидка, скривив рот в подобии улыбки. — Я приеду к тебе в гости.

— В гости… — эхом отозвался Лев.

Лев признался, что все уже давно готово, осталось только взять билет на поезд до Вены. Там какое-то время придется ждать, чтобы оформили документы, и тогда уже ехать в Израиль, — Лев на секунду замялся, — или не в Израиль.

— В смысле? — переспросила Лидка.

— Я точно еще не решил. Израиль — это самое простое. Но, может быть, вообще останусь в Европе.

— А как можно ехать в такую неопределенность? Как можно вот так все бросить и стремиться в никуда?

— Лидочка, вопрос не «куда», а «откуда»… Не волнуйся, я устроюсь, ты же знаешь, я все умею, уж как-нибудь.

Но Лида не понимала. В его возрасте, уже не столь юношеском, срываться с насиженного места, когда рядом отец, друзья, хорошая работа, пусть без особых перспектив, как уверяет Лев, но любимая и, можно сказать, престижная, — просто безумие. Быт налажен, условия прекрасные, а какая мастерская! В самом центре, «центрее» и представить трудно. Многие обзавидовались бы! Что можно на все это сказать — ребячество, упрямство, капризы. Что-то где-то прочитал, с кем-то не тем поговорил, наслушался какой-то мути по вражескому радио, наизучался закрытых архивных документов — и вот результат. Таких людей теряем, таких людей… А ведь сколько всякого хорошего еще мог сделать здесь в своей профессии, и фотографий наснимать, и полезных репортажей придумать, а страна-то как нуждается в таких умных и образованных людях. Ведь где-то недавно прочитала, что по числу граждан с высшим образованием на тысячу человек СССР занимает первое место в мире, первое! И вот на тебе.

Лидка нарочно старалась прикрыться всей страной целиком, задавив свои собственные чувства, но нет, не получилось. Бабское нутро ее вновь безмолвно завыло, душа сжалась, сердце заклокотало — никогда в жизни так остро оно не отзывалось на разлуку. Пытаться отговорить Льва было все равно что заниматься дрессировкой бабочек: абсолютно бесполезно, глупо и в какой-то мере безумно, она это чуяла. И после того разговора все случилось довольно быстро. Лев откладывал объяснения с Лидией под самый отъезд, когда все у него было уже готово: оформлены документы, распроданы семейные реликвии и техника, куплен билет в Вену. Лева знал, как Лида к этому отнесется. Знал, что точно с ним не поедет. И понимал, что в конце концов одобрит его решение. Но сказать задумал в последний момент, всего за пару дней, чтобы не оставить ни малейшей возможности к отступлению, чтоб как на войне — ни шагу назад. Да и шумных проводов Лев не хотел, хотя все его очень любили и многие захотели бы его на дорожку обнять. «Противно, — сказал, — не хочу, как в последний путь. Прощальные слова, слезы, тосты, почти не чокаясь, — не хочу, и всё. Уеду по-тихому, проводишь меня на вокзал одна — и до свиданья. А с отцом дома попрощаюсь».