В ресторане аэровокзала гуляли возвращающиеся в Союз дембеля, разукрашенные попугаичьми, гигантского размера аксельбантами, маскарадными погонами, обшитыми позолоченной тесьмой, в клоунских сапогах на высочайших, стесанных в рюмку наборных каблуках, с шеями выпирающими из похожих на женские декольте вырезов гимнастерок, синеющих полосками тельняжек.
Казалось удивительным, что всего несколько дней назад эти же парни в выгоревшем, потертом, пропахшем потом, но ладном, обношенном и подогннанном, красивом настоящей мужской красотой обмундировании катили на броне по горным дорогам, добивали врагов в зеленке, выпрыгивали из вертолетов, спасали друзей из горящих машин, тащили на себе залитых кровью раненых, разминировали чужие и ставили свои мины. Честно, кровью и потом заработанные награды казались декоративными побрякушками на нелепых, обрезанных до самого немогу, кургузых мундирчиках.
Солдаты пили все, что подносили расторопные, ушлые девицы. Заказывали по-купечески широко, самое дорогое, яркое. Не считая совали неожиданно свалившиеся на них деньги. После долгого перерыва, с непривычки дембелей быстро развозило, парням становилось плохо, они хмелели, их мотало, тошнило. Одни начинали петь, другие — плакать, третьи — лезть в драку.
Дембелям требовалось выговориться, выложить, выплакать пусть даже первому встречному, незнакомому, но как можно быстрее, немедленно, все накопившееся за время войны, то, что всего несколько часов назад сжимало страхом их совсем ещё ребячьи сердца. Парни подспудно страшно радовались тому простому факту, что для них эта война уже позади, трудный экзамен слава Богу сдан и строгие учителя не требуют переэкзаменовки. Они уже на своей Земле, где все население без исключения должно встречать и воспринимать бойцов-интернационалистов как героев.
Первыми их встречали местные шлюхи. Именно им выплакивались первые злые слезы и на их грудях рассказывалось все самое сокровенное, что возможно потом не доверялось никому и никогда. Эти размалеванные девушки, за немалую правда плату, выполняли обязанности отсутствующих психоаналитиков, терапевтов, психиатров и прочей армады медиков. То одна, то другая фея уводила висящего на плече героя, волочащего в стиснутом кулаке заклеенный нашлепками дембельский чемоданчик. И облегчала бойца где-нибудь в замусоренной квартире старого саманного домишки, в неприбранной малосемейке, в панельной пятиэтажке от всего накопленного, бушующего, неистраченного. В том числе и денег. Такие возвращались не в ресторан, а в зал ождания присмиревшие, тихие и протрезвевшие. Обнаруживали себя часто после сеанса любви в незнакомом скверике, без денег и чеков, Только с обратным воинским билетом и малой, чтобы не умереть с голоду суммой в мятых рублях.