У Буслаева был и очень доволен его повествованием. Он огорчен. И на Строганова, и на царя, и на наследника. Разъяснил мне политику Строганова[274]. Иезуитская. В том смысле, что он приносит нас, его орудия, в жертву для своего эгоизма. Вот, говорит, при моем еще отъезде он, Строганов, предложил писать к наследнику письма мне и вам, т. е. собственное мнение о разных вопросах. Чего лучше. Мысль славная. Наследник мог работать над нашими письмами. Но вот уже полгода — нет и слуху об этом предложении мне, а не только уже вам. А все было слажено. Буслаев сказал Строганову, между прочим, что как хорошо для наследника будет и то, что может быть он в письмах ощутит два направления: мое и Забелина, следовательно, это заставит самостоятельно глядеть на предмет. Строганов улыбнулся, дескать, нам не нужны ваши направления.
Метода Строганова состоит в следующем. Он миллионер. Поступает и все дела ведет честно. Поручает вам и убежден, что и вы также честно будете вести дело, ибо для вас ничего не нужно. Ваше положение не изменяется как и его. Он остается при том же миллионе, а вы при своей тысяче. Он считает это равнозначительным и равным вполне. Он не хочет знать, что вся эта передряга стоит для вас очень дорого во всех отношениях, и со стороны денег, и со стороны беспокойств.
Я спросил Буслаева, неужели он ничего не получил. — Ничего. — Мне, — говорит, — совестно отвечать спрашивающим. Я говорю, что вероятно, пенсию назначат. — Да. А между тем, кажется, ничего. Они вообще убеждены, что осчастливили, если пожали вашу руку или посадили вас рядом, а тем более, если сделали вас учителем своего сына.
Строганов вообще очень повредил себе у наследника, особенно по поводу философии, заставляя его школить логические формы — скучные и без того и вовсе неинтересные в лета наследника.
Строганов хлопочет, хлопочет, устраивает, воспитывает и т. д., а смотрите, у Елены Павловны[275] каковы девочки. Все тяжелые заботы, наука преподавания, и все может порешиться в одну ночь, а тем более, что Елена Павловна не любит Строганова.
— Неужели вы так ничего и не получили? — Ничего. Я рад радехонек, что вышел, кончил с честью. До последней минуты я не выходил из-под начальства Строганова. Наследник сказал мне, чтоб пред отъездом я побывал у него. Я доложил об этом его сиятельству. В тот день обедал у него и доложил, что теперь еду к наследнику. Слава Богу, что кончил, как следовало ушел с достоинством. Я рад, что ушел счастливо, счастливо ушел.
Вообще я был очень доволен рассказом Буслаева и совершенно успокоился. Ожидать нечего, надеяться нечего. Только одно беспокойство.